«Если», 1994 № 08 - [38]

— Как вас зовут? — впервые поинтересовался он.

— Джейни Джерард.

Она внимательно поглядела на него, а потом потянулась к спинке кровати, где на ремешке висела ее сумочка. Открыв ее, она достала что-то блестящее, какой-то кусочек металла. На первый взгляд, это была алюминиевая трубка — дюймов восьми длиной, овальная в поперечном сечении. Только гибкая, сплетенная из тонких проволочек. Обратив вверх ладонью его правую руку, покоившуюся возле чашки, она опустила на нее короткий цилиндрик.

Он не мог не видеть этого — глаза были опущены вниз. Но пальцы его оставались разжатыми, выражение лица не изменилось. Наконец он взял в руку ломоть обжаренного хлеба. Трубка упала с ладони, покатилась к краю стола, свалилась вниз. Он принялся намазывать хлеб маслом.

Завтракали они вместе, и с тех пор все пошло по-другому. Он не приступал к еде, пока не присоединится она. Начал оплачивать всякие мелочи: билеты в автобусе, угощения, потом стал пропускать ее первой в дверях, брать под локоть, когда они пересекали улицы. Сопровождал ее в магазины, носил оттуда пакеты.

Он вспомнил свое имя и даже то, что Гип было уменьшительным от Гиппократа. Но прочего, что обычно связано с именем, даже места рождения, припомнить не мог. Она не торопила и не расспрашивала его. Просто день за днем была рядом с ним и ждала. И все время старалась, чтобы алюминиевая трубочка попадалась ему на глаза.

Почти каждое утро она оказывалась возле его тарелки. Или в ванной — там из нее торчала зубная щетка. Однажды она обнаружилась в боковом кармане пиджака вместе со скатанными в трубочку счетами. Достав бумажки, он рассеянно выронил металлическую штуковину. Словно для него она была прозрачной, невидимой. Сама Джейни никогда не заводила речи об алюминиевой штуковине. Только продолжала настойчиво оставлять ее на видном месте.

В жизни его стали появляться вчерашние дни, а потом оказалось, что каждый день начинается с утра. Пришли воспоминания: скамья, на которой им уже доводилось сидеть, театр, где они бывали. Он мог уже находить дорогу домой. День ото дня она все меньше руководила им. Наконец он стал даже планировать, как они проведут день.

И поскольку память его ограничивалась днями знакомства с ней, каждый новый день приносил с собой открытия: пикник, новый маршрут автобуса, лебеди в пруду.

Случались и открытия другого рода. Как-то, остановившись у витрины магазина, он сначала внимательно посмотрел на стекло, потом на кривой шрам, рассекавший его ладонь, и медленно произнес:

— А я окно разбил. — Потом добавил: — И меня упекли за это в тюрьму, а ты вытащила оттуда… Я был болен, а теперь выздоровел, потому что ты привезла меня сюда. Зачем ты это сделала?

— Захотелось, — отвечала она.

Он проявлял признаки беспокойства. Подошел к шкафу, вывернул карманы обоих пиджаков и спортивной куртки. Пересек комнату, принялся ощупывать комод, открывать и выдвигать его ящики.

— В чем дело?

— Та штуковина, — рассеянно отвечал он. Зашел в ванную, вышел обратно. — Помнишь, трубка такая из металла.

— Да, — отвечала она.

— Была же, — недовольно проворчал он, еще раз сделал круг по комнате, а потом, едва не задев Джейни, сидевшую на постели, потянулся к ночному столику. — Вот она!

Он глянул на трубку, согнул ее, сел и откинулся назад в кресле. — Боюсь потерять, — заметил он с облегчением. — Страшно привык к ней.

— Ее сохранили тюремщики, пока ты был в камере, — пояснила Джейни.

— Угу-угу, — он сгибал трубку в пальцах, потом ткнул ею в сторону Джейни, словно указующим перстом. — Эта штука…

Она ждала.

Он качнул головой.

— Привык к ней, — повторил он. Поднялся, зашагал, вновь уселся. — Я искал парня, который… Ах, ты! — пробормотал он, — забыл.

— Ничего, — мягко успокоила она.

Он обхватил голову руками.

— Я почти отыскал его, — прошептал он сухими губами. И внезапно спросил:

— А где была та пещера?

— Пещера? — отозвалась она.

Он очертил руками пространство:

— Что-то похожее: наполовину пещера, наполовину избушка. В лесу. Где же это было? Не помню…

— Не волнуйся.

— А я вот волнуюсь! — возбужденно проговорил он. — Знаешь что, а вдруг эта штука — самая нужная вещь для всего мира, но я не могу даже вспомнить, что это такое!

— Ты заводишься прямо на глазах, — произнесла Джейни.

— Да-да, именно! — взорвался он. Потом огляделся, яростно затряс головой. — Что это? Что я здесь делаю? Кто ты, Джейни? Зачем тебе все это нужно?

— Мне приятно видеть, как ты выздоравливаешь.

— Да, выздоравливаю, — проворчал он. — Я должен выздороветь! Назло тому, кто велел мне умереть.

— Кто сказал тебе это? — вскрикнула она.

— Томпсон, — бухнул он и откинулся назад с тупым изумлением на лице. И высоким ломким голосом подростка простонал: — Томпсон? А кто это — Томпсон?

Она пожала плечами и будничным голосом произнесла:

— Тот, кто велел тебе умереть, как ты говоришь.

— Ага, — вновь проскулил он. — Ага-а-а, — протянул снова, уже в порыве откровения. — Я видел его, Томпсона этого. — Тут взгляд его вновь привлекла плетеная трубка. Он покрутил головой, закрыл глаза.

— Вспомнил! — завопил он. — Я увидел его и хотел ударить. Он стоял на улице совсем рядом и глядел на меня, я не закричал, а потом прыгнул и… — Он поглядел на руку в шрамах и сказал с удивлением: — Развернулся, вмазал и разбил окно. Боже!