«Если», 1994 № 02 - [5]

— Чем объяснить столь большую власть бесовского в России? Шигалев «сотоварищи» казались литературными персонажами. У Борхеса есть мысль, что развитие истории — это повторение лишь нескольких метафор. Случившееся с Россией не есть ли метафора самоубийства?

— То, что произошло в России, вызвано, как ни странно, продолжением добрых чувств за грань разумного. Стремления к справедливости. Боли за народ. Есть старая истина: пороки — всего лишь продолжение добродетелей. Случился невероятный прыжок в утопию, хотя сама идея утопии носилась над человечеством более двух тысяч лет, начиная с Платона. Утопия не раз овладевала умами в Китае, нотам ничего из этого не получалось. Как и в Иране. Получилось в России, ведь система есть и в безумии. Наверное, человечество подошло к черте, когда ему требовалось преподать урок. Такую миссию предсказывали русские философы. А прыгнуть в утопию России было легче всего: обрыв исторической традиции, не слишком благополучная жизнь массы народа. Европеец ведь гораздо прочнее «укреплен» в настоящем. А что было терять многим в России? Прыгнуть, рвануть что есть силы, — это как бы в нашем характере. В русском прыжке в утопию очень сильно это «во имя». Идеализм, надежды на быстрое счастье, счастье поровну, счастье для всего человечества. Дьявол — всегда логик.

Вылезти из тупика, в который мы сами себя загнали, тоже немыслимо без какого-то «во имя». Нам не обойтись без цели идеальной, на чистом прагматизме и расчетливости наше будущее не построить. Один урок мы дали. Сейчас требуется дать другой.

— Личность всегда ждет соотнесенности с чем-то, кем-то. Мифы старые разрушены, новые не успели родиться, то и дело слышишь: никому не верю!.. Как помочь человеку?

— Смысл жизни нельзя найти за другого. Можно показать, как ты его нашел. При общем хаосе и неудачах, ломке представлений, пиршестве зла, общий растерянности особенно важно сохранить верность себе. Самому определять свое бытие, а не покоряться идее: бытие определяет сознание. Стенать и барахтаться в потоке неудач придется до тех пор, пока достаточно большая группа людей в нашем обществе не научится опираться на самих себя. Дело не только в дурных распоряжениях правительства, ошибках и преступлениях администрации. Перекорежено все, начиная с поведения отдельного работника. Это не значит, что не имеет смысла бороться со злом во внешней жизни. Однако сегодня важнее победа над злом в собственной душе. Здесь маленький сдвиг важнее громких внешних побед.

— Есть ли у Вас целостная философская концепция? Почему русские философы довольствовались фрагментами учений, более или менее талантливыми?

— Нет у меня никакой системы. Я не думаю, что истина требует системы. Буду делать то, что считаю осмысленным и разумным. Постараюсь не терять способности видеть и признавать то, что видеть и признавать порою неприятно, тем более — доводить до конца неприятные выводы. Как это умел делать Г.П.Федотов.

Что касается русской философии, то ведь она вся относится к сравнительно узкому историческому периоду, ко времени «концов и начал». В XX веке великие системы создавать было невозможно. Фома Аквинский или Гегель являлись отнюдь не в переломные моменты истории. Они пришли на вершине известной эпохи. Средних веков. Нового времени. Когда идет ломка — пишут, как Монтень. Весь наш век — век таких же эссеистических философий. Самое значительное — это опыт личного исследования истины, безо всякой системы, опирающийся только на внутреннее чутье, без веры в аксиомы и догмы. У философов могут быть личные принципы (как были они у Федотова), может никаких принципов и не быть (как у В.В.Розанова), но это их личные принципы или беспринципность.

В свое время, когда отечественных мыслителей отправили на пароходе в Европу, там, почитав их «фрагменты», решили, что это — экзистенциализм. Шестов не имел понятия, разрушая философскую антологию, что явится родоначальником «де конструктивизма». Русские философы всегда жили весьма интенсивно, но — в русле отрывочной мысли, свойственной XX веку. Не думаю, что здесь чисто русская особенность. Если говорить о созданиях крупных, русская культура имеет их в области литературы — роман. Но опять-таки, сейчас не время романов, которые могли создать Толстой и Достоевский. Время — эссе, «опытов», попыток, фрагментов, записок. Когда кусочек истины отвоевываешь, опираясь только на себя. Сущность современной эпохи в том, что старые формы истины обветшали, новые не сложились. Но держаться надо за самого себя, а не за поручни системы.

«Призыв «познай самого себя» имеет, видно, существеннейшее значение, если Бог знания и света начертал его на фронтоне своего храма как всеобъемлющий совет, который он мог нам дать. Платон говорит, что осуществление этой заповеди и есть следование разуму, и Сократу Ксенофонта подтверждает это различными примерами. Трудности и темные места любой науки заметны лишь тем, кто ею овладел. Ибо нужно обладать некоей степенью разумения, чтобы заметить свое невежество, и надо толкнуть дверь, чтобы удостовериться, что она заперта. Отсюда и хитроумное платоновское положение, что знающим незачем познавать, раз они уже знают, а не знающим тоже незачем, ибо для того, чтобы познать, надо разуметь, что именно познаешь. Точно также обстоит с познанием самого себя. Каждый знает, что в этом отношении у него все в полном порядке, каждый думает, что отлично сам себя понимает, но это-то и означает, что решительно никто сам о себе ничего не знает…»