«Если», 1993 № 02 - [70]

Номер в маленькой гостинице стоил всего пятьдесят центов. Я хорошо поспал. На следующее утро я обратился в поисках работы в три места и получил ее (оплата — два доллара в день) у Зигеля, владельца фирмы «Скобяные товары и фураж». На мистера Зигеля произвели благоприятное впечатление мое дружелюбное открытое лицо, вежливые манеры и деловая хватка.

Через три месяца мое жалование поднялось до 2,25 доллара в день, по совместительству я стал исполнять обязанности счетовода и снял комнату с канарейкой и шкафом, полным вдохновляющих книг. Я регулярно посещал духовные службы, внося по два цента в неделю. Я посещал вечерние бухгалтерские курсы, выписал учебник Чарлза Атласа и разрешал своим мускулам расти не больше, чем позволяло динамическое напряжение.

В декабре я встретил Пьюрити. Я попал на вечеринку, которую посетила и она. Ей понравился мой загар, мои волнистые волосы, обаятельная улыбка, неуклюжесть молодого моржа. Я пригласил ее в кино. Она согласилась. Во время третьего свидания я немного подержал ее за руку. На десятом поцеловал ее в щеку. Через восемнадцать месяцев, когда я все еще целовал ее в щечку, она сбежала из города с трубачом из джаза, посетившим наш городок.

Я предпринял вторую попытку. Хоуп[8] Берман была второй красавицей города. Я провел ее по тому же маршруту, перешел к поцелуям в губы уже после двадцать первого свидания и был сразу же приглашен на беседу с мистером Берманом. Он интересовался моими намерениями. Намекнул на место в фирме «Берман и сыновья, готовая одежда». Хоуп хихикнула. Я сбежал.

Позже в своей комнате я сурово раскритиковал себя. Моя репутация в Потсвилле была разрушена, по городу разнеслась молва, что я ветреник. Получив свою зарплату за минусом небольших вычетов и обиженную речь мистера Зигеля, я поездом перебрался в Сан-Луи. Здесь я сразу же начал ухаживать за Фейт[9], веселой девушкой, которая работала секретарем не очень удачливого юриста. Мы ходили в кино, совершали длительные поездки по улицам на трамвае, посещали музеи, выезжали на пикники. Я заметил, что она умеренно потеет в теплую погоду, мало в чем разбирается и очень посредственна в постели.

Омаха была более приятным городом. Я на неделю забрался в нору привокзальной гостиницы и все еще раз подверг анализу. Было очевидно, что мои действия продолжали носить поспешный характер. Я поменял одиночество Бога на одиночество Человека, одиночество хотя и менее значительное, но не менее мучительное. Проблема была в том, чтобы сочетать лучшие стороны каждого состояния, то есть оставаться человеком, но слегка подправлять жизнь, когда потребуется.

Вдохновленный, я сразу же отправился в родильную палату ближайшей больницы и родился в 3.27 утра в пятницу. Здорового мальчика семи фунтов родители назвали Мелвин. Со временем он научился говорить «бай-бай», ходить и сдергивать скатерть со стола, чтобы насладиться звуком бьющейся посуды. Он овладел завязыванием шнурков, застегиванием штанов и позже катанием на роликовых коньках и падениями с велосипеда. В начальной школе он тратил свои обеденные 20 центов на сэндвич с майонезом, баночку кока-колы, половину которой проливал на своих товарищей и книгу О'Генри. Он прочитал много скучных книг. Наконец выбрал Пейшенс[10] Фрумвол в качестве суженой.

Она была очаровательной рыженькой девушкой с веснушками. Я ходил с ней гулять, катал на своей первой машине, одной из самых ранних моделей Форда, с деревянным кузовом.

Окончив колледж по специальности «управление и маркетинг», я получил должность в энергетической компании, женился на Пейшенс и стал отцом двух мальчуганов. Они росли, во многом следуя по моему пути. Пейшенс все меньше и меньше соответствовала своему имени, набирала вес, приобрела интерес к благотворительности и глубокую антипатию ко всем, кто, кроме нее, занимался благотворительностью.

Я усердно трудился, не поддаваясь искушению воспользоваться своими возможностями и улучшить свой жребий, превратив Пейшенс в кинозвезду или наш скромный шестикомнатный особняк в королевское поместье в Девоне. Тяжелее всего мне давалась необходимость потеть все шестьдесят секунд субъективного времени каждую минуту каждого часа…

Пятьдесят лет добросовестных усилий завершились инфарктом.

В местном баре я выпил четыре виски и вновь стал размышлять. После пятого меня охватила меланхолия. После шестого я почувствовал желание бросить вызов. После седьмого я рассердился. В этот момент хозяин предположил, будто я уже достаточно выпил. Возмущенный, я покинул бар, задержавшись ровно настолько, чтобы бросить зажигательную бомбу в витрину. Вспышка была великолепна. Я пошел вдоль по улице, швыряя зажигательные бомбы в косметический салон, Христианскую научную библиотеку, кабинет оптометриста, аптеку, магазин автозапчастей, налоговую службу.

— Вы все подделки, — вопил я. — Все лжецы, обманщики, фальшивки!

Собравшаяся толпа потрудилась и привела полицейского, который застрелил меня и трех ни в чем не повинных зевак. Это раздосадовало меня, даже несмотря на приподнятое настроение. Я облил смолой и обвалял в перьях полицейского, затем взорвал суд, банк, супермаркет, автомобильное агентство. Горели они великолепно.