«Если», 1993 № 02 - [46]

— Похоже, что Сенатор выехал и забрал с собой все разгадки, — сказал я. — Грязный трюк, но я знавал похуже. — Я подошел к стенному шкафу и ощупал заднюю стенку. — Он говорил мне, что «согласованный» Маршрут побега начинался здесь, — сказал я Реджис. — Может быть, он лгал, но…

Часть стены неожиданно скользнув в сторону, и холодный ночной воздух ворвался из темноты.

— Ага, — сказал я. — Способность предсказывать является критерием любой теории; теперь все, что нам нужно, — какая-нибудь теория. — Я вынул пистолет, который Сенатор назвал двухмиллиметровым иглометом. Выставив его перед собой, я шагнул в^узкий проход, заканчивавшийся другой дверью. Она была закрыта, но точный удар расколол дерево, и дверь распахнулась. Снаружи была темная аллея с пустыми корзинами для яблок. Высокий сплошной забор закрывал путь налево. — Ну и ну, — сказал я. — Кажется, здесь я тоже был. В прошлый раз здесь немного стреляли. Но теперь они добавили забор.

— Все это неправильно, — сказала девушка. — У меня хорошо развита ориентация; ничего подобного не может быть. Мы должны быть сейчас в середине здания, а не снаружи.

— Не могу не согласиться с тобой, дорогая. — Я пошел в сторону улицы, откуда в прошлый раз выкатилась машина, брызгая свинцом. На этот раз все было тихо, чересчур тихо. Улица выглядела вполне естественно, за исключением того, что вместо домов напротив была бесформенная серость. Не совсем туман; что-то прочное, но менее осязаемое, чем здания.

— Флорин, я боюсь, — смело произнесла девушка.

— Умница, — сказал я. — Давай оглядимся.

Я выбрал направление, и мы пошли. Пару раз мы свернули за угол. Надо всем, слегка затуманивая детали, висела дымка, какая бывает при варке патоки. Мостовая, казалось, шла теперь на подъем. Мы очутились в аллее, загроможденной обычным ассортиментом из разбросанных мусорных баков, поломанных корзин для апельсинов, дохлых кошек, старых газет — все это копилось лет пять. Проникающего с улицы света было достаточно, чтобы я увидел сплошной забор, который загораживал пространство между зданиями.

— Похоже, это тот же самый забор, — сказала мисс Реджис.

— Но с другой стороны. — Я потрогал доски, они были самыми обыкновенными.

— Здесь дурно пахнет, — сказал я. — С точки зрения топологии.

— Что это значит?

— Существует связь поверхностей, которая не изменяется при искривлении одной из них. Но мы видели две стороны одной плоскости, не совершив достаточного количества поворотов. Кто-то становится небрежным; мы оказываем более сильное давление, чем им хотелось бы. Поэтому я хочу надавить еще сильнее.

— Зачем? Почему бы просто не возвратиться…

— А разве вам хоть чуть-чуть не любопытно, мисс Реджис? Разве вы хоть немного не устали от того человека, на другом конце веревочки, дергающего ее, когда-ему только вздумается? Не хочется ли вам самой потянуть за нее?

— Что мы будем делать?

— Забавно, — сказал я. — Эта стена могла быть из кирпича или бетона — или из стальной пластины. Но это всего лишь сосновые доски. Это выглядит почти как приглашение сломать их. — Я убрал револьвер и наклонился, чтобы проверить нижние концы досок. Щель под ними позволяла просунуть руку. Я потянул, дерево сначала сопротивлялось, но затем треснуло и сломалось. Я выбросил of ломившиеся куски и прошел через дыру в конференц-зал, который выглядел совершенно таким же, каким я видел его в последний раз — причудливая спиральная люстра и прочее.

— Мы все ближе, — сказал я.

Я прошел вокруг длинного стола к двери, через которую входил последний раз, потянул ее… и снова оказался в своем номере гостиницы со всеми его атрибутами; обоями, покрытыми пятнами, эмалированным тазом с отбитыми краями, сломанной роликовой шторой и пружинным матрацем. Дверь, через которую я проник в номер, в предыдущем воплощении была дверью ванной.

— Не удивительно, что эти парни вошли так запросто, — сказал я.

— Тебе знакомо это место? — спросила мисс

Реджис и вплотную подошла ко мне.

— Тут все и началось. Вся моя жизнь. До этого — ничего. Ни дома, ни прошлого. Только множество непроверенных предубеждений, которые необходимо проверить. — Я сделал шаг к двери в холл, она распахнулась, и покрытый перхотью человек ворвался в номер, держа в руках самый большой дробовик, который я когда-либо видел, направив его мне прямо между глаз. Дульный срез выглядел достаточно широким, чтобы в него можно было въехать на маленьком грузовике. Для того, чтобы убедить меня, что время слов прошло, никаких слов не потребовалось. Я прыгнул в сторону, когда дробовик загрохотал и отколол штукатурку на стене позади того места, где я только что стоял. Рыжеволосый что-то закричал, девушка заплакала, а я мгновенно подтянул ноги и стал поворачиваться, но пол, казалось, вздыбился подо мной, как палуба тонущего лайнера. Я замер и наблюдал, как завертелся и исчез потолок, затем другая стена — ничего особо зрелищного, обыкновенный приятный легкий аттравшон. Мимо проплыл Рыжеволосый, затем девушка, двигаясь уже быстрее. Я слышал, как она звала: «Флорин, вернись».

Довольно долго эти слова продирались сквозь серый туман туда, где раньше были мои мозги. «Вернись», — сказала она.