«Если», 1992 № 02 - [16]

— Давай-ка, Свистун, — предложил я, — пойдем на разведку и поищем дрова. Может быть, здесь есть старая мебель или что-то в этом роде.

Вместе со Свистуном, который семенил бок о бок со мной, мы проникли вглубь здания. Дом оказался пуст. Высоко над нами пятнали стены солнечные блики — свет, должно быть, пробивался сквозь окна. Справа от нас сплошным потоком бежали маленькие крысообразные твари, сжимая в зубах семена. Я направил на них фонарь, и свет отразился в их красных свирепых глазках. Я выключил фонарик — один вид грызунов вызывал дрожь.

Свистун похлопал меня щупальцем по руке, а другим указал в угол. Я увидел огромную кучу мусора.

— Дрова? — предположил Свистун.

Похоже, это могло сойти за дрова: поломанные, деревяшки, возможно, остатки мебели, разрушенной словно в припадке ярости. Здесь же валялись и металлические детали: одни ржавые и покореженные, другие все еще сохранившие блеск. Когда-то эти куски металла представляли собой, вероятно, рабочие инструменты, но теперь все они были погнуты так, что абсолютно потеряли форму. В куче валялись обрывки одежды и странного вида деревянные чурбаны.

— Удивлен. Неживые объекты вызывают ярость! — заметил Свистун. — Таинственный случай, невозможно постичь разумом.

Я передал ему фонарь. Он обвил его щупальцем и стал светить мне. Я встал на колени и принялся выбирать из кучи дрова. Деревяшки были тяжелыми и сухими, гореть они будут хорошо. Наткнувшись на кусок дерева, обтянутый тканью, я хотел было выбросить его, однако подумал, что это сойдет за трут, и прихватил с собой.

— Помоги мне, — сказал я, обращаясь к Свистуну.

Он не ответил. Свистун застыл, как пойнтер, учуявший дичь, и его щупальца указывали прямо на потолок, — если только у этого здания был потолок.

Я поднял голову, но ничего не увидел. У меня лишь возникло ощущение, что предо мной необъятное пространство — одно сплошное пространство — от пола до башенок и шпилей. С дальнего конца огромного пространства до нас доносился шелест, становившийся громче и громче. Как будто множество птиц быстро и отчаянно бились крыльями, как будто крылатая стая разом поднялась с земли и рвется в небо. В темной мгле над нашими головами происходил великий исход, и миллионы крыльев неслись из ниоткуда в никуда. Они — эти крылатые существа — не просто кружили в пространстве: их неистовые метания имели точную цель — в течение одного мига они пересекали несколько тысяч футов пустоты, зияющей над нами, и исчезали навсегда, но на их месте появлялись другие.

Я напряг зрение, но ничего не смог разглядеть. Либо они носились слишком высоко, либо были невидимы, либо, подумал я, их не было вовсе.

Шум крыльев прекратился также неожиданно, как возник. Они улетели, и от наступившей внезапно тишины звенело в ушах.

Свистун опустил щупальца.

— Не здесь, — сказал он. — Где-то в другом месте.

Да, внутренне согласился я. Шум этих крыльев шел не из того измерения, где мы находились. Он зарождался в ином измерении, и только какое-то странное пространственно-временное эхо помогло нам услышать его. Я не мог объяснить, что натолкнуло меня на эту мысль.

— Давай вернемся, — сказал я Свистуну. — Все, должно быть, проголодались. И давно не спали. А ты, Свистун? Я не спрашивал тебя — сможешь ли ты есть нашу пищу?

— Нахожусь в своем втором образе, — ответил Свистун.

Я вспомнил: во втором образе (что бы это могло значить?) ему не требуется еда.

Мы вернулись к входу в здание. Лошади встали в круг, опустив головы. Мешки, снятые с их спин, аккуратно стояли возле стены недалеко от двери. Подле них расположился Смит, все еще расслабленный, все еще счастливый, все еще погруженный в себя, похожий на надувную куклу, прислоненную к стене. Рядом с ним подпирало стену тело Роско, безмозглого робота, которое мы отобрали у гнома. Глядеть на эту парочку было воистину жутко.

Солнце село, но крысообразные твари не уставали сновать из дома на улицу и собирать семена.

— Стрельба стихла, — сказала Сара. — Но она начнется, как только мы высунем головы.

— Не сомневаюсь, что вы уже попробовали, — сказал я.

— Сара кивнула.

— Это не опасно. Я тут же нырнула обратно. Да, дерево видит нас. Я уверена.

Я опустил дрова на пол. Тэкк уже распаковал несколько кастрюлек и сковородок и даже кофейник.

— Хорошие дрова, — сказал он. — Откуда?

— Мы набрели на мусорную кучу.

Я присел рядом и достал нож. Выбрав палку поменьше, начал обстругивать ее. Потом извлек из кучи деревяшку, обтянутую тряпкой. Я уже был готов сорвать ткань, но Тэкк знаком остановил меня.

— Подождите, капитан!

Он взял кусок дерева и повернул его к свету. И я впервые смог разглядеть, что подобрал.

— Кукла, — сказала Сара удивленно.

— Не кукла, — сказал Тэкк. Его руки внезапно задрожали.

— Не кукла, — повторил он. — Не идол. Посмотрите на ее лицо!

Лицо, как ни странно, отчетливо проступившее в сумерках, оказалось подобием человеческого. Кукла выглядела на удивление выразительно. Никогда раньше мне не приходилось видеть на лице столько печали, столько смирения. Игрушку едва можно было назвать изящной. На самом деле, черты ее лица, вырезанного из одного куска дерева, были скорее грубыми. Вся фигурка напоминала кукурузный початок. Но чувствовалось, что мастером, который вырезал кукольное личико, владела печаль — одному Богу известно, что за печаль, — но он выразил в своем творении ужас бытия. Сердце сжималось, когда я смотрел на его создание.