Эскадрон комиссаров - [14]

— Это кому сказать? Второму взводу?

— Прощенья, что ли, просить? — опять схватились красноармейцы.

— Им придется сказать: «Было, мол, товарищи, и беремся, мол, мы это исправить».

— Ну уж это извиняюсь! Пусти-подвинься, чтобы мы пошли к ним!

— Исправим, мол, — продолжал Куров торопясь, чтобы его не прервали. — Берем, мол, на себя обязательство и вас на это вызываем, чтобы у вас тоже не было никаких проступков. Вызываем на социалистическое соревнование.

— Как?

— Это как на заводах?

— Как на заводах. Берем, мол, на себя обязательство коня сберечь и вас на это вызываем.

Куров встал с койки и уже махал рукою, как на собрании. Красноармейцы повернулись к нему, и даже Карпушев бросил свой чембур.

— Вот это правильно! Насчет лошадей-то у них не того.

— Берем, мол, на себя обязательство давать по стрельбе семьдесят процентов, а вас вызываем на шестьдесят.

— Заслабит их с шестидесяти-то?

— Кишка тонка!

— А пусть! — вскочил Миронов. — Пусть! Они нас подтянуть хотели? Вот пусть они шестьдесят дадут, тогда и подтягивают!

— Берем, мол, — звенел Куров, — берем, мол, на себя обязательство срубать девяносто процентов лоз, а вас вызываем на семьдесят пять!

— На семьдесят пять? На восемьдесят! — крикнул Миронов. — А мы сто!

— Нно-но, разошелся! — загудел Карпушев. — Сруби сперва девяносто. Прыткий больно!

— Обязуемся, мол, семьдесят уколов из ста делать пикой по мешку и по соломенному арбузу, а вас вызываем на шестьдесят! Беремся ехать на четыре препятствия не больше как с одной закидкой, а вам даем две закидки!

— Глуши их, Куров, дави! Не подмажем!

— Обязуемся, мол, проработать и изучить шестнадцатую партконференцию, организовать красноармейскую коммуну, а второй взвод вызываем на проработку, разъяснение родным через письма. Третий взвод — на вовлечение своих хозяйств в деревенские колхозы и на организацию в Подберезье своего колхоза.

— Куров! Стерва ты! Сволочь! Что же ты молчал, скуластый черт? Да мы бы давно!..

— Пиши объявление, а мы подпишемся! Так и пиши: вызываем, мол, и никаких гвоздей.

Оглядываясь на стену, за которой глухо гудел второй взвод, они ей хитро подмигивали, кивали головой, заранее торжествуя победу. Тогда они знают, что скажут. Тогда они... Нет, они ни подсмеиваться, ни ругать и выговаривать им не будут. Они сочувственно покачают головами и скажут: «Слабовато что-то у вас, товарищи, слабовато. Подтянуться надо». И увидят они тогда, как зашныряют второй и третий взводы глазами, не зная, то ли ими смотреть, то ли спрятать куда.

— Пиши, Артем, потом делегатов — и как снег на голову...

Сопели, крутили языками в уголках потрескавшихся губ. Мусолили карандаши, подписывая вызов, таращили глаза, удивляясь, как это просто можно оставить свою фамилию на бумаге. Не думали они, что этот вызов сделает коренной перелом в эскадронной жизни, наполнит их тревогами, сгустит общественную ответственность за себя, за взвод, за весь эскадрон. Не предполагали они, что этот договор будет определять и праздники и сухие, горячие будни.

Взъерошившийся взвод тут же выбрал делегацию. Вошли в нее Куров, Карпушев и Миронов.

— Вы там больно-то не сгибайтесь перед ними, — наказывал делегатам Абрамов. — Мало ли что было!

И хотя выбрали делегацию, а пошли за нею всем взводом, ревновали их, и, с другой стороны, поджигало любопытство. А как они, что ответят?

Второй взвод, увидя делегацию, как суд с приговором, не знал, на что подумать, тем более, что за делегацией, поталкиваясь, жались человек двадцать красноармейцев.

— Ну, здравствуйте, товарищи, — заметно волнуясь, поздоровался Куров. — Вот мы делегация от первого взвода.

— Здравствуйте, давно не видались, — разглядывая вошедших, будто в первый раз, ответил отделком Головкин.

— Сейчас он с тебя спесь-то собьет, — шептались в куче первовзводников, с неприязнью поглядывая на Головкина.

— Мы к вам, товарищи второй взвод.

— Милости просим, — все тем же пустым голосом ответил Головкин.

— Как вы знаете, у нас была спячка в наряде и самовольные отлучки.

Миронов, храбро стоявший рядом с Куровым, вдруг покраснел, рука его забегала по гимнастерке, разглаживая франтовато заправленные складки.

— Смотри, — толкнул Липатов одного, кивая на Миронова. — Чует кошка, чье мясо съела.

— Вы как знаете, что были они, — продолжал Куров, — но мы вот прямо так и говорим.

— Ну-к што ж? — спросил, чуть-чуть усмехнувшись, Головкин.

Ему показалось, что первый взвод пришел с покаянной. Он, подобравшись, повернулся к своим и подмигнул им. Дескать, подтянись, ребята, мы еще поломаемся, простить их али што.

— Надо было раньше думать об этом, — сказал Головкин и, переложив нога на ногу, сурово осмотрел вошедших.

— Да не тяни ты, говори живо, — ущипнул Миронов Курова.

— Так вот, значит, — продолжал Куров, будто ничего не замечая, — мы берем на себя социалистическое обязательство изжить эти проступки и вызываем вас не делать их.

— У нас нету, — думая над словом «социалистическое», ответил Головкин.

— А ты не зарекайся, — не вытерпел Миронов. — У нас не будет и чтобы у вас не было.

Красноармейцы второго взвода запереглядывались, еще не понимая, в чем дело.

— Вызываем вас давать на стрельбе шестьдесят процентов выполнения упражнений, а сами беремся на семьдесят.