Эскадрон комиссаров - [10]

Прерванный Куров отложил газету и посмотрел на Миронова, собираясь с мыслями.

Ответил Липатов. Он прокашлялся в ладонь, крякнул и заговорил:

— Дорога определенно строится. Она строится для провоза хлеба и лесу, а оттуда хлопок, вата то есть.

— В кыргызскую сторону? — притаив дыхание, спросил Миронов.

— В Туркестан, а не в кыргызскую. Из Сибири, — гудел Липатов. — Это и есть индустриализация.

«Это подходяще», — думая про письмо отца, отметил про себя Миронов.

— А вот, — спросил он опять, — про город социалистический ничего не пишут?

— Какой город? — переспросил Куров.

— Будто новый город строить начнут, а посередине завод.

— Таких заводов с городами будет построено не один, а штук десять, — ответил Куров. — На Урале у Магнитной горы будет построен самый большой завод...

— Около Кустанаю? — перебил Миронов.

— Кроме того, будет построен тракторный завод, автомобильный завод, химический завод для удобрений...

Куров продолжал перечислять заводы и предприятия, намеченные пятилеткой, но Миронов уже не слушал. Он убедился, что отец не спятил с ума, тайного сговора с эскадронными коммунистами, конечно, не имеет, и заводы — не посулы, а действительность, факт. Миронов вдруг увидел пятилетний план в совершенно другом свете, он увидел, что пятилетка действительно существует, она уже начинает действовать.

Между тем в группе начались споры. Пухлощекий Абрамов начинал горячиться, он беспрерывно хлопал себя ладонью по колену, разглаживал это колено и отрывисто возражал Дурову:

— Што-то не верится. Уж больно ты наговорил. Тут главное дело — деньги. На че будут строить-то столько? Откуда что возьмут? Ты думаешь, заграница даст? Она сама смотрит, как бы сорвать. Кабы тут просчету не было!..

Куров уже убрал газету и сейчас обсуждал прочитанное своим языком и своими понятиями.

— Деньги где взять? Деньги — дело наживное, дело не в деньгах, а в людях. Не деньги будут строить-то, а люди. Если мы все захочем этот план выполнить, так разве мы не найдем денег? Найдем!

— Они на улице не валяются. «Найдем»! Не больно найдем!

— Займы будут, — сказал Липатов. — Все рабочие будут отчислять на план из заработка. Потом, ежели хорошенько взяться да себестоимость товаров процентов на десять снизить, это знаешь куда махнет?

— Себестоимость пятилеткой тоже предусматривается, — добавил Куров.

— Да, потом заграница. Лес будем им отправлять, вот тебе опять деньги.

— Сельхозналог, наверно, увеличат, — вздохнул Савельев. — Теперь только чего-нибудь и жди.

— Насчет сельхозналогу — наоборот: не повысят, а снизят.

— Ну, тогда другое, — заупрямился Савельев. — Какой-нибудь доход с крестьян выдумают. Займы или еще что. Это уж факт!

Липатова укололо это, он тяжело засопел и даже кулаки сжал, но ответить не успел.

— А если бы заем еще ввели, ты дал бы? — спросил Савельева Куров.

— Да ить как сказать! — уклонился Савельев.

— Нет, все-таки?..

— Не из чего давать, — пробурчал нахмурившийся Савельев.

— Ага-а! — вскипел Куров. — Ты, значит, за пятилетку, но только чужими руками? Хо-рош! Пусть, дескать, там рабочие отчисляют, пусть строят, а я посмотрю!..

— Рабочим расчет есть строить, а мне какой расчет?

— Тебе расчета нет? — горячился Куров. — А плуги, а трактора, а удобрения, ситец, гвозди?.. Это разве не расчет? Ты думаешь, подъем урожайности на тридцать пять процентов будет сделан так, по ласковой просьбе рабочих? Ничего подобного! Рабочий зря словами не кидается. Урожайность будет поднята не молитвами, а машинами, тракторами, удобрениями, совхозными семенами и колхозами. Откуда все это возьмется? От индустриализации!

— Он сорвать хочет с пятилетки-то, — крикнул Карпушев.

— Кто сорвать? Я сорвать хотел? Я? — обиделся Савельев. — Ты думаешь, я совсем без понятий?

— Я ничего не говорю. Ты говоришь-то, а не я.

— Мало ли что говорю!..

Савельев сложил ногу на ногу, отвернулся и принял вид, что продолжать спор не намерен.

Заговорил до сих пор молчавший Баскаков.

— Тут насчет денег говорили. Ета... как ее...

Баскаков покраснел, кашлянул и, рассматривая носки своих сапог, докончил:

— В случае чего, можно и нам... три рубля, вчера от матери.

Не поднимая глаз, он достал трешницу и заметно дрогнувшей рукой протянул ее Курову.

Куров смотрел на Фому недоумевая, потом вспыхнул и, толкнув Липатова локтем, бросил.

— Тащи лист бумаги!

Вскоре Баскаков расписался в подписке трех рублей на индустриализацию. Куров вытащил накопленные девять гривен, положил на лист бумаги и тоже расписался. Выложил пятаки Липатов, пересчитал и под молчание взвода тоже расписался.

Подписной лист с деньгами положили на межкроватный столик, к нему подошел Карпушев, положил четыре рублевки и почему-то на цыпочках ушел за группу молча сидевших товарищей.

Савельев слазил в свой сундучок, не поднимая глаз прошел к столику и положил на него шесть рублей серебром.

Красноармейцы чувствовали себя неловко, будто они сделали такое, от чего стыдно. Люди по одному поднимались с коек на цыпочках, по-утиному раскачиваясь, выходили в коридор.

В остальных взводах в эти дни было то же самое. Лихорадка, охватившая страну, передалась и эскадрону. Красноармейцы, сгруппировавшиеся вокруг коммунистов и командиров, по ежедневно новым сведениям видели, что вся необъятная страна, охваченная новым подъемом, зашевелилась в исполинском движении. Они ожидали, что это движение многомиллионного народа неминуемо должно захватить и эскадрон, в этом они были убеждены и теперь желали только одного: чтобы скорее определилось их место в этом движении, определилась бы степень участия.