Эскадрильи летят за горизонт - [20]

— Взорвать бы эту проклятую штуку? — вопросительно произнес Серов.

— Штурман у меня молодой, — ответил я.

— А все же попробуйте, ребята. Сколько ваш самолет поднимает бомб?

— Десять стокилограммовых можно подвесить.

— Вот и отлично! — улыбнулся Серов. — Наш У-2 выбросит над целью несколько светящих бомб, а снаряды артиллерии точно укажут, где находится цель.

— Ну как, штурман, поможем пехоте?

— Я готов, товарищ командир! — смутившись своего порыва, ответил Николаев.

Пока подвешивали бомбы, заливали в баки бензин, договаривались с КП командира пехотного полка, время вплотную приблизилось к рассвету.

Подлетая к линии фронта, я понял по вспышкам рвавшихся на земле снарядов и пулеметным трассам, что наши войска ведут интенсивный огонь, а противник отвечает редкими залпами артиллерии.

— Видишь линию фронта? — спросил у штурмана.

— Вижу. До цели три-четыре минуты полета. Расчет на бомбометание готов, нужно набрать высоту.

— Будем бомбить с высоты триста метров, — твердо сказал я. — Бомбы сбросишь все сразу — залпом. Цель где-то впереди, по нашему курсу.

— Бело кругом, и везде стреляют, — со вздохом произнес штурман.

Внизу под самолетом вспыхнули светящие бомбы. Земля стала просматриваться яснее, стали видны развалины домов, кусты, извилистые линии траншей и окопов. Николаев, посмотрев в прицел, рванул рукоятку сбрасывания.

Почувствовав, как самолет ринулся вперед, освободившись от бомб, я сразу ввел его в крутой левый вираж, пытаясь рассмотреть, что делается на земле. Там рванули вверх яркие огненные столбы. Взрывная волна тряхнула самолет с такой силой, что я навалился на штурвал. [51]

Сели мы на свой аэродром уже после рассвета, когда нас перестали ждать. Майор Хардин стал ругать нас на чем свет стоит.

— Анархию разводите!.. Отстраню от полетов! — кричал он.

— Товарищ майор, вас вызывают к телефону, — доложил дежурный по штабу лейтенант Лебедев.

— Иду. А вы, голубчики, подождите, разговор еще не окончен.

Хардин возвратился быстро.

— Задал бы я вам перцу, если бы не пехота, — уже миролюбиво сказал он. — Вам передали благодарность. Они какую-то важную высоту взяли... А вот на благодарность командира нашего полка не рассчитывайте. Скажите спасибо, что не получили взыскания...

* * *

На столе, за которым сидел Константин Иванович Рассказов, была развернута карта обширного района. Летчики, штурманы и стрелки-радисты приготовились записывать данные радиостанций, позывные, сигналы.

— Час назад, — обратился к нам командир полка, — на разведку вылетел экипаж майора Хардина. Он летит по маршруту Щигры, Курск, Белополье, Конотоп, Брянск, Орел, Ливны. Это почти весь район, где нам придется действовать сегодня. Разведчик передает: высота облачности 250–300 метров, кое-где идет снег, видимость хорошая. С рассветом полк будет действовать одиночными экипажами. Всем вести разведку в интересах наземных войск. Наносить бомбовые удары по железнодорожным эшелонам, находящимся в пути и на станциях. При возможности атаковать самолеты противника на аэродромах огнем пулеметов и бомбами. Воздействовать на его автоколонны и группы пехоты. Вылет — по готовности экипажей. С первым эшелоном пойду я. На аэродроме остается комиссар.

Пока эскадрильи готовились к вылету, майор Хардин попал на маршруте в сильную пургу. Незаметно проскочив Конотоп и Бахмач, он оказался над Нежином, который принял за Конотоп, и развернулся на Брянск, что сразу спутало все штурманские расчеты. Когда вышло время, а Брянск так и не показался, штурман старший лейтенант Ильяшенко предложил пойти еще дальше тем же курсом. Погода снова ухудшилась, и штурман уже не смог восстановить детальную ориентировку. Бомбы пришлось сбросить по автоколонне, двигавшейся, как подумал штурман, в районе Брянска. [52]

Проплутав еще некоторое время, экипаж решил во избежание неприятностей идти курсом 90 градусов — прямо на восток. Было уже восемь утра, и на земле просматривались деревни, леса, реки, дороги.

— Смотри, впереди большой город, — обратил внимание штурмана Хардин.

— Воронеж. Вижу аэродром, — отозвался Ильяшенко.

— Захожу на посадку, — послышалось в ответ.

Выпустив шасси и закрылки, Хардин стал спокойно планировать. А штурман, всматриваясь в площадку аэродрома, заметил десятка два самолетов. Ему показалось странным, что они стояли открыто, не в капонирах и без маскировки. Смутная догадка подтвердилась, когда они пролетели над самолетом, на крыльях которого распластались широкие черные кресты.

— Немцы! — крикнул штурман Хардину, когда СБ уже скользил на лыжах по земле.

— Спокойно! — отозвался летчик. — На аэродроме никого. Я развернусь и порулю вдоль стоянки, а вы бейте по самолетам.

Пробег еще не закончился, а Хардин уже энергично развернулся на 180 градусов и быстро порулил, направляя нос бомбардировщика так, чтобы штурману было удобно стрелять.

Штурман и радист одновременно открыли огонь, поражая ближайшие самолеты. Трассы пуль рассыпались веером.

По летному полю быстро катил белый советский бомбардировщик, из кабины которого били пулеметы. На стоянке вспыхнули две машины, взорвалась цистерна с бензином, загорелся еще один самолет. Потом раздался могучий рев моторов, и СБ оторвался от земли.