Ещё рано объявлять тревогу - [15]

— Петро?! — узнал он в пилоте генерала Дорошенко.

— Так точно, только давай без объятий, если не хочешь превратить моих морпехов в крошево. Раздевайся и надевай мой комбинезон. Ковальчук!

Из тандыра, где пекли поминальные чуреки, высунулась темная фигура.

— Тута я, тащ генерал!

— Молодца! Доставишь маршала до пункта назначения.

— Есть, — с ленцой протянул пилот в комбинезоне. — Инструктаж уже прошёл. Доставим с ветерком!

— Тут через двадцать минут начнёт темнеть, а пока доберётесь по подземному кудуку до своей вертушки, взлетишь в полной темноте. То, что надо… Ты же надземка-невидимка, Ковальчук, — болтал скороговоркой генерал, переодеваясь в маршальский мундир. — За полтора километра вниз под горку за высоким дувалом, Окопыч, тебя ждёт углепластиковая стрекозка, незримая для радаров. Ковальчук тебя доставит до Ашкадских пещер, откуда тебя сам чёрт не выцарапает. Самая надёжная база у нас в Передней Азии.

— Петя, а на кой мне вообще дезертировать?

— Приказ наших. Велено тебя спасти. Нам нужны свои Суворовы, а кремлины подставы не прощают, Окопыч. Наши доктора в последнем обследовании на предмет годности тебя к дальнейшему прохождению армейской службе тебе специально поставили диагноз — рассеянный склероз, предынсультное состояние, склонность коронарных сосудов к инфаркту миокарда и прогрессирующую болезнь Альцгеймера. Прогноз по жизни — отрицательный, от силы три месяца. Вот за это тебя и поставили командовать Южным фронтом. У потомков чикагских мальчиков был договорняк с кремлинами, что от русской армии останутся одни угольки с таким командующим, а сами русские войска рассосутся на пространстве Руси, как чирей на заднице. Ты же вытравил фригилов, как тараканов на дезстанции и навёл страху на воинственных инородцев. Обратный эффект, сам понимаешь. Основные потери личного состава понесли наши восточные союзники. Теперь тебе за такое — каюк от своих же!

— Я служил своему народу.

— В наше время служат только интересам большого бизнеса и транснациональным корпорациям. Всякий и каждый кремлин мечтал за уничтожение России получить входной билет клуб Мировых Владык, как когда-то Великий Горби. А ты тут со своими блистательными суворовскими победами….Для них ты уже труп, а мы даём тебе шанс..

— Петро, понимаю, мы схожи с бой фигурой, сединой, ну, и на морду тоже. Ты жертвуешь собой ради меня, а у тебя жена ещё не старая и дети только вступили во взрослую жизнь.

— Окопыч, декабристы, когда поднимали восстание, помнили, что по русской традиции дети бунташных князей и дворян теряли всё вплоть до жизни.

— Когда же победа?

— Она пришла примерно через сто лет после расстрела солдат на Сенатской площади картечью. Ты её приблизишь, если выпустишь хотя бы пять сотен полковников в подпольной академии Русской Армии.

— Далеко отсюда?

— В одной из пещер на обжитых когда-то немцами островах Южной Аргентины, ну, там почти что Огненная Земля. Местность тебе как раз по климату. Здесь слишком жарко, до ста годков не дотянешь.

— И каким это ходом ты доставишь меня к морю?

— Водным, Окопыч, не быстрым.

— Это в пустыне-то?

— Видишь ли, профессор и доктор наук, у персов с допотопных времён сохранилась система сбора дождевой и талой воды в подземные водохранилища. Двести-триста метров под землёй эти реки стекаются в целые озёра. А там до Персидского залива рукой подать.

— Это же джинн, в бутылке с пробкой! В Персидском заливе, Петя, наши заклятые друзья контролируют каждый миллиметр акватории!

— А мы, представь себе, каждый микрон. Вода дырочку найдёт, Окопыч, не бойсь.

— Слышишь шум винтов с неба?

— И роторные пулемёты слышу.

— Это турки по мою душу. Мы их отвлекли на четверть часа, больше не смогли.

— А как ты сам, Петро?

— Окопыч, за меня не бойся. За мной МИД, ГРУ и спецназы, а ты беззащитный полупенс. Когда меня увезут на пытки, дипломаты поднимут бучу, разведчики заварят кашу с заложниками для обмена… Не бойсь, не пропаду!

13

Тишина в пещерах, где текли подземные реки, завораживала и тянула на сон. Лишь иногда плеснётся на поверхности безглазая рыба да сорвётся капля воды с невидимого свода. Перс в хэбэшке без погон и вообще любых знаков отличия лениво шевелил веслом в надувной лодке и напевал в нос восточный мотив. А невидимые станы пещере превратились в киноэкран неимоверных размеров…

* * *

— Дядя, можно поиграть с вашей козочкой? — из трескучей осоки высунулась веснушчатая рожица, косички с бантиками. За ней другая, те же веснушки, только огненные вихры в разные стороны.

— Это не дядька, а хлопец, что ли ты не видишь? Он не козу пасёт, а рыбу удит.

Оба улыбались ему, придерживая раздвинутые стебли травы. У девочки не было молочных зубов спереди, у мальчика прорезались сверху два резца, большие, как у кролика.

— Пошли, а то рыбу распугаем… — зашуршала осока, скрыла детей.

Он привстал из травы и принялся сматывать удочку. Керимов-старший не станет повторять дважды, пусть даже ты три месяца назад закончил среднюю школу. Батя вознамерился за выходные перебрать двигатель своей маршрутки, на которой левачил. Стой здесь, придурок, подай то, недоделок, положи сюда, несмышлёныш. С дедом Васей, который на старости лет принял ислам и экзотическое прозвище Ашимбек, и то проще. Тот хает всё, что не обретается под зелёным знаменем пророка, и всех, кто не совершает намаз три раза в день, не бреет задницу и не подмывается. А у бати одно — делай деньги, делай деньги, гонись за призрачным успехом. И попробуй хоть слово скажи батьке — у него вес под сто кэгэ и всё сплошь мышцы. Мать ещё умеет поладить с отцом.