Еще одна темная половина - [41]

Ладно, не набить морду, а всерьез расплести на ленточки, судя по выражению лица и скорости передвижения.

Что за этим стоит? Зачем он это делает?

Кожа непривычно и почти приятно зудит.

Люций скалится, упирается ладонью в упругий матрас и отводит назад руку с выпущенными когтями. И тогда внутри меня что-то дергается и буквально заставляет раскинуть руки в стороны и выдохнуть.

На долю секунды две пары черных глаз вонзаются в меня — острее клыков! — но мгновение проходит и растягивается до бесконечности, когда с ударом сердца передо мной концентрируется облако темного тумана. Кажется, оно помешает мне видеть… но нет, наоборот — внутри него все становится четким и спокойным, замедленным ровно на то время, чтобы я могла разглядеть.

Наконец разглядеть, как это бывает.

Когда изломанной бледной молнией Люций бросается к Демону, но приблизившись вплотную, вдруг взмывает вверх и волосы окружают его голову тысячей змей-альбиносов, нацеливаясь ядовитыми головками на врага под ними.

Когда Демон поднимает голову навстречу и откидывается назад, словно не драться собрался, а принять в объятья своего братца.

И мне даже почти кажется, что это так и есть — но в тот момент, когда Люций падает сверху хищной птицей, Демон ускользает словно вода, просто сливается в сторону — и длинные когти пропарывают матрас впустую.

Мне страшно смотреть, на какую глубину они бы вошли — в сердце или в живот, но быть нанизанным на них не пойдет на пользу здоровью ни одного вампира.

И то мгновение, что Люций тратит на то, чтобы высвободиться, Демон использует, чтобы вернуться почти на то место, откуда ускользал, обвить руками и ногами бледное тело, вжаться, сплестись — и тогда уже воткнуть клыки в шею Люция.

Расклад меняется мгновенно. Теперь он не может вывернуться, не может отскочить, он спеленут телом своего друга-врага, повержен с помощью слишком странной тактики… Я бы сказала, что он не мог ее ожидать, но он же мог? Кто как не он?

Демон пьет вампирскую кровь Люция так нагло и жадно, что я по-настоящему пугаюсь. Неужели все эти подколки и дружба были прикрытием? Неужели они в самом деле настолько сильно ненавидят друг друга, что сейчас Демон победит учителя и пойдет дальше, а я…

Останусь навсегда без своей половины.

Это совершенно иррациональный страх. Потому что у меня в руках темное облако и все, что происходит внутри него — в моей власти.

Я могу отмотать назад время, я могу поднять температуру, я могу разнести на молекулы то, что попало в поле его влияния.

Так вот ты какая, сила тьмы.

Я могу спасти Люция, убить Люция, убить Демона или перевернуть их сражение, сделать победителем другого.

Но я наблюдаю.

Хорошо быть тьмой. Видеть тайную улыбку Демона. Чувствовать вскипающую где-то за глазами ярость Люция. Ощущать, как им обоим хочется одновременно пить друг друга и рвать друг друга в клочья.

Останавливаю реальность боя только для того, чтобы прокомментировать:

— Они, сплетясь как пара змей, обнявшись крепче двух друзей, упали разом и во мгле…

Дала им три удара сердца — моего, быстро бьющегося — чтобы осознать это издевательство в полной мере и снова вернула бой на место.

В этой реальности Люций, чья ярость уже выплескивается из глаз, бьет Демона лбом в переносицу, стискивает стальными пальцами его горло и моментально переворачивается, прижимая его собой к кровати.

— …бой продолжался на земле, — заканчиваю я свой комментарий. — Мальчики, если вы защищаете мою честь, то вы опять изгваздали постельное белье. Уже вторую кровать за сутки. Где мне теперь спать?

— К хуям твое белье, что ты, блять, устроила тут? — рычит Люций, пока я наслаждаюсь тем, что он реально не понимает, что я только что сделала.

Хотя именно он подарил мне всю эту силу.

— Мне понравилось то, как вы дрались, — признаюсь я. — Если бы вы уже оба меня не трахнули, я бы вас прямо сейчас захотела. Хотя по вашей позе видно, что я тут лишняя.

Еще бы — у Люция стоит член и отчетливо прижимается к бедру Демона. Стоит ли там что-нибудь у Демона, я не вижу, но догадываюсь.

Честно говоря, меня в этот момент изрядно встряхивает, и боюсь, что это видно как минимум Люцию. Он щурит черные глаза — сначала с острой ненавистью, как это у него водится, а потом…

Меня затапливает его эмоциями.

Белобрысая тварь умеет подключаться ко мне даже когда я в режиме темной богини.

Но сейчас я не возражаю, потому что его чувства — как зимнее терпкое вино. Очень густое, пьянящее, бьющее по всем рецепторам то сладостью, то горечью, то бархатной ночью и просверками кинжалов в ней, а потом отступающее, оставляя почти грубый привкус алкоголя.

Только вместо алкоголя — его желание.

Я бы даже сказала — похоть.

Нестерпимая тяга ворваться, воткнуть, войти внутрь…

— Выебать. Слово, которое ты ищешь — выебать, — комментирует Люций. И он чертовски прав.

Хочется раздвинуть ноги, подтащить его к себе, ощутить тяжесть и твердость тела, застонать от холодного и плотного, что врывается и наполняет. Хочется выгнуться навстречу, ощутить боль, когда он достигает предела и выгнуться еще сильнее, чтобы боль стала плотнее и реальнее.

И это мое — хочется, которое я посылаю ему, а он посылает мне свое — стиснуть, зарычать, сжать горло, облизнуть сосок до твердости и прокусить до крови, входить, чувствуя, как пульсирует и сжимается плоть вокруг, чувствовать боль — потому что чересчур узко, нужно продираться, но горячее тело извивается и нет даже секунды, чтобы позволить ему увлажниться внутри — надо брать, глубже, сильнее, чаще, чтобы кричала, кусалась, вырывалась, а когда захрипит и забьется в судорогах — воткнуть в горло клыки и позволить частице тьмы перелиться и забить вены самой болезненно-сладкой наркотой в мире.