Еще одна станция - [18]

И Огаст должна признаться: это хорошо.

Утром в среду она заходит в поезд с опасным оптимизмом.

Толпа довольно типичная: полдесятка парней-подростков, сгрудившихся вокруг чьего-то телефона, по-деловому выглядящая пара с портфелями, до огромного беременная женщина на последних сроках и ее дочь, склонившиеся над книжкой с иллюстрациями, туристы, зарывшиеся в Google-карты.

И Джейн.

Джейн прислоняется к поручню со снятой до локтей кожаной курткой, рюкзаком, свисающим с одного плеча, в наушниках и с черными волосами, падающими ей на глаза, когда она кивает в такт музыке. И это сплошная… надежда. Огаст смотрит на нее, и между ребер расцветает надежда, как лагерстремия. Как гребаные цветы. Это так унизительно.

Джейн поднимает взгляд и говорит:

– Привет, Девушка С Кофе.

– Привет, Девушка Из Метро, – говорит Огаст, хватаясь за поручень и вытягиваясь во все свои метр шестьдесят три. Джейн все равно выше. – Что слушаешь?

Она отодвигает один наушник.

– Sex Pistols.

Огаст издает смешок.

– Ты вообще слушаешь что-то, выпущенное позже 1975-го?

Джейн тоже смеется, и вот опять – в груди у Огаст появляется отчаянная и приторная надежда. Это отвратительно. Это непривычно. Огаст хочет изучить это под микроскопом, но при этом больше никогда не думать об этом до конца своей идиотской жизни.

– Зачем? – спрашивает Джейн.

– Ну, ты упускаешь Joy Division, – говорит Огаст, вспоминания тезисы, которые она записала после лекции Майлы про панк. – Хотя они многим обязаны Clash.

Она поднимает бровь.

– Joy Division?

– Да, я знаю, технически они пост-панк и все такое, но все же. Сама понимаешь.

– Мне кажется, я про них не слышала. Это новая группа?

Джейн прикалывается над ней. Огаст, стараясь быть спокойной, отвечает саркастичным голосом:

– Да, совсем молодая. Я запишу тебе кассету.

– Можно и так, – говорит Джейн. – Или, может быть, если ты будешь хорошо себя вести, я покажу тебе свою коллекцию.

Меняется свет, когда они въезжают в туннель, и поезд дергается. Огаст, которая подсознательно наклонялась к Джейн, как одно из самых отчаянных растений Нико, тянущихся к солнцу, теряет равновесие и валится прямо ей на грудь.

Джейн легко ее ловит, укладывая одну ладонь Огаст на плечо, а другую – на талию, и Огаст не может сдержать резкий выдох от ее прикосновения. Звук теряется в трении поезда о пути, когда он с дрожью останавливается.

Лампы гаснут.

Слышатся тихое ворчание, несколько ругательств от группы парней.

– Черт, – говорит Огаст в темноту. Она чувствует, как ладонь Джейн обжигает ее талию.

– Стой спокойно, – говорит Джейн, и она так близко, что Огаст чувствует, как ее дыхание взъерошивает волосы Огаст в темноте. Она пахнет кожей и сахаром. Ее ладонь скользит от талии Огаст до поясницы, крепкая, удерживающая ее на месте. – Я рядом.

Физически Огаст не реагирует, но эмоционально она вся горит.

– Аварийное освещение включится… – уверенно говорит Джейн. – Сейчас.

Аварийные лампы мигают, заливая весь вагон тошнотворным желтым светом, и Огаст моргает от того, что Джейн совсем близко, на расстоянии дыхания от ее лица. Она чувствует мягкие выступы бедренных костей Джейн, видит коротко стриженные волосы на задней стороне шеи и веселье, дергающее уголок ее губ.

Огаст никогда в жизни так сильно не хотела, чтобы ее поцеловали.

По внутренней связи тридцать неразборчивых секунд хрипит искаженный голос.

– Кто-то что-то понял? – говорит парень в деловом костюме.

– Задержка по причине неполадок с электричеством, – говорит Джейн. Ее ладонь все еще остается на пояснице Огаст. – На неопределенный срок.

Звучит всеобщий стон. Джейн сочувственно улыбается.

– Ты знаешь язык метрополитена? – говорит Огаст.

– Я езжу на этом поезде с охренеть каких давних времен, – говорит Джейн. Она убирает свою руку, проходит к пустому сиденью и плюхается на него. Она смотрит на Огаст и кивает на место рядом. – Можешь располагаться с удобством.

Вот так вот. Они застряли вдвоем в поезде, полном незнакомцев.

Огаст подходит шаркающей походкой и занимает место, и Джейн вальяжно устраивает руку на спинку сиденья за плечами Огаст. Она обладает умением передвигаться так, будто ей принадлежит каждое место, в котором она оказывается, как будто ей ни разу не говорили, что она чего-то не сможет. У нее хорошо это получается, потому что ей наверняка говорили про то, что она не сможет, – кучу раз – но ей все равно.

Косой взгляд: Джейн в профиль, подбородок поднят к аварийному свету. Ее нос закруглен на кончике, подставлен для поцелуев. Огаст нельзя продолжать думать о поцелуях, если она хочет выбраться отсюда живой.

– Ты никогда не говорила, откуда ты, – говорит Джейн в потолок. Ее голова все еще запрокинута, как будто она загорает в темноте.

– Родом из Нового Орлеана, – отвечает ей Огаст. – Ну, совсем рядом с ним. А ты?

– Новый Орлеан, да? – говорит Джейн. Она наконец-то опускает взгляд, и, когда она его переводит, Огаст забывает, что задала вопрос. И что такое вопросы вообще. И как происходит весь процесс разговора. – Что тебя сюда привело?

– Учеба, – говорит Огаст. Освещение и так не особо выгодное, поэтому оно никак не помогает той красноте, которой она покрывается от внимательных взглядов девушек в кожаных куртках. – Я перевелась. Я попробовала несколько колледжей в разных городах, но так и не влюбилась ни в один из них.