Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - [7]

Молодым людям хотелось быть смутьянами. По этой причине решили на деле показать ненависть к самодержавию: коллективно составили прокламацию, которую назвали бойко, но не оригинально — «Долой самодержавие!». Каждый из революционеров переписал по три экземпляра и сам же их тайком развесил на заборах и воротах.

Азеф и тут проявил смекалку: свои экземпляры он на всякий случай писал печатными буквами, а потом тщательно разорвал и выбросил в сортир: а то мало ли чего! Листовки сорвали обыватели, а вскоре разнеслась ужасная новость: арестован Нисан! Конечно, можно было надеяться, что он не расскажет о приятелях, но это все равно что надеяться на богатое наследство из Америки.

Азеф боялся страшных российских законов, а еще больше их исполнителей. Он заметался по городу, ища надежного убежища. Такое нашлось в доме Фишмана. Старик сам сходил куда надо, дал денег, сколько надо, и там обещали: «Твоего сына, жидовская морда, пока не тронем!»

Азеф жил в чужом доме, вкусно ел, но это очень тяжело — жить в чужом доме. Азеф сказал себе: «Евно, в России жить можно, но только если тебя не ищет полиция! Гораздо лучше из нее бежать. — И тут же задал вопрос: — А где взять гелд? Денег взять совершенно негде. На свете очень много денег, боюсь, что их такие горы, что страшно представить. Но у меня их нет даже чуть-чуть. Впрочем, если подумать лучше, таки эту задачку я могу решить…»

Математическая голова не подвела своего владельца. Азеф все правильно просчитал. Он познакомился с каким-то купцом из Мариуполя, обвел его вокруг пальца, получил кредит на восемьсот рублей и с помощью этих денег и старого Фишмана выправил заграничный паспорт. Путь на Запад был открыт.

Теперь у Евно Азефа начиналась совершенно новая жизнь.

Набег на Европу

Пиво с сушками

Столь приятное событие — бегство в Германию — произошло весною девяносто второго года.

Беглец разместился в столице герцогства Баденского, курортном местечке Карлсруэ. Здесь были, как положено, старинный замок и Шлоссплац — площадь, от которой во все стороны шли тридцать две улицы. Но главной площадью была Фридрихсплац. В обширном кирпичном здании находились громадная библиотека со ста пятьюдесятью тысячами книг и с хранилищем древних рукописей и, кроме того, театр драмы и оперы, а еще были политехникум и бронзовая пирамида-памятник основателю города маркграфу Карлу.

Азеф поселился в гостинице «Виктория», в самом дешевом номере, возле туалета. Нехороший запах проникал в жилище беглеца, но тот словно не замечал этого неудобства. Азеф усердно принялся за учебу в политехе и стал ежедневно посещать библиотеку. Вечера он весело проводил с молодежью, по разным причинам покинувшей Российскую империю и теперь получавшей заграничное образование. Почти каждый что-то натворил политическое и теперь издали показывал язык охранке.

Тут, среди прочих, были друзья Азефа из Ростова-на-Дону, именно те, что увлекались романтикой революции и которые успели убежать, прежде чем их отправили на тюремные нары.

Каждый вечер приятели собирались в пивнушке, кружками употребляли хмельной напиток и жарко спорили.

Азеф никогда не лез в дебаты, лишь молча пил пиво, если были деньги, да согласно покачивал громадной головой. Его товарищи глотали табачный дым и, перебивая друг друга, размахивали руками и выплевывали гневные слова в адрес проклятого русского самодержавия.

Любитель гимнастики по системе Мюллера Юделевич вдруг сказал:

— Только что я получил коллективное письмо из Ростова-на-Дону. Вот что пишут наши товарищи Дмитрий Фишман и Василий Алабышев: «Самое ужасное, что русский народ в своей массе доволен своим скотским существованием. Все его интересы сводятся лишь к тому, чтобы вкусно жрать и пить водку, а духовных запросов нет никаких. Правда, в интеллигентской среде все больше зреет ненависть к самодержавию, даже учителя гимназии говорят о необходимости свободы и равенства».

Ядовитый Меерович ехидно рассмеялся:

— Евно, тебе тоже, кажется, свобода не нужна. Ты счастлив, когда можешь свое брюхо досыта набить…

Юделевич криво усмехнулся:

— Если брюки продаст, то загул для нас всех устроит!

Тут все грохнули смехом, Азеф же с трудом сдержал себя, чтобы не стукнуть обидчика.

Дело было в том, что брюки и впрямь так износились, обтерхались, что их давно надо было пустить на тряпки, и они уже стали предметом бесконечных насмешек. Вот и теперь Самойлович, изображая юродивого, встал перед Азефом на колени и протянул жалобным голосом:

— Позволь, о, могущественный Крез, в твоих брюках к любимой девушке на свидание сходить, свести ее с ума!

И снова все загоготали, но Азеф оставил и эту насмешку без внимания. Он вынужден был терпеть словесные экзекуции, ибо покажи, что обидные слова его ранят, так товарищи его бы заклевали окончательно. Поэтому Азеф, стараясь сохранять спокойствие, заговорил о другом:

— Теперь, товарищи, поговорим о важнейшем деле — о переводе на русский язык сочинения Каутского «Программа социал-демократической партии». Мне приятно, что на мое предложение охотно откликнулись товарищи Меерович, Петерс, Самойлович, Юделевич и Хуня Гольштейн. Каутского я разбил на фрагменты, и все названные товарищи сдали мне свои переводы. Задерживает нас лишь один — Самойлович. Мы в Германии отпечатаем этот труд и отправим нелегальным транспортом в Россию. Голосуем, все за?