Есенин: Обещая встречу впереди - [360]

Шрифт
Интервал

В 1923 году он писал: «Я чувствую себя хозяином в русской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех оттенков. Нечистых слов нет. Есть только нечистые представления».

Да, нецензурная лексика встречалась даже у Пушкина, у которого, как известно, есть вообще всё; но именно Есенин начал применять как пониженные речевые обороты, так и в прямом смысле матерную брань в качестве полновластной составляющей поэтического словаря.

Перед нами, подчёркиваем, не случайные, хулиганские примеры, а последовательное отстаивание права обсценной лексики на присутствие в поэзии. Достаточно заметить, что она присутствует не только и не столько в стихах на «случай» или в частушках, а в ключевых есенинских текстах — «маленьких поэмах» «Исповедь хулигана» и «Сорокоуст», драме «Пугачёв», цикле «Москва кабацкая», поэме «Анна Снегина».

Есенин считал эти слова беспризорными. И, как беспризорников, их жалел.

Поражает в Есенине, что, будучи истраченным почти до дна, пропитым до сизости, издёрганным психбольницей, замученным манией преследования, боящимся спать ночами в одиночестве, никого, казалось бы, уже не любящим, уставшим до самой уже подступающей смерти, в том самом декабре — за считаные недели до — он, едва брал перо, становился чистым, ясным, прозрачным, сознание его выхватывало удивительные, неземные ноты, собираемые из, казалось бы, самых элементарных составляющих:

Ведь знаю я и знаешь ты,
Что в этот отсвет лунный, синий
На этих липах не цветы —
На этих липах снег да иней…[103]

Ничего сложного, простейшие рифмы и — невоспроизводимо, неповторимо, невозможно.

Безупречный слух на слово, которое он будто бы уже нехотя, запуская бесконечно усталые, порезанные, натруженные руки в быструю реку русской речи, почти не глядя вылавливал, — и оно серебрилось!

Серебрилось в его устах — даже самое корявое, грязное, отталкивающее.

А в других — снулая рыба, да и только.

Разве объяснишь такое?

Ведь какие рядом были мастера!

Наверняка Клюев, Клычков, Ширяевец думали втайне, что могут не хуже.

Ведь Приблудный верил, что сможет так же.

Ведь Мариенгоф и Шершеневич выходили на общую с ним сцену и чувствовали себе если не равными, то почти равными.

И что же?

Если измерять по любви народной и брать только мужчин (женщин Есенин всерьёз не рассматривал никогда), то соперников его из современников (Блок не в счёт — он старше) всего четверо: Маяковский, Гумилёв, Пастернак, Мандельштам.

Клюев и Ходасевич, даром что величины неменьшей, уже по большей части для специалистов.

Иногда даже диковатой выглядит эта картина: Есенин забрал огромную долю народной любви, а оставшиеся, четвертушки, краюшки, крошки делят разом все крестьянские поэты, все имажинисты, все несчастные пролетарии, все полузабытые, так толком и не вернувшиеся домой эмигранты.

Как же он угадал, как смог? Как он породнился со всем народом?

У Есенина вроде бы почти всё в лирике — про себя.

Но вдруг выясняется — про каждого.

Есенин — интуитивист, но истинный национальный мыслитель.

А ещё Есенин был очевидным противником прогресса по-американски, находя подобный цивилизационный путь тупиковым. В поиске выхода из этого тупика он возлагал надежды на нечто неизъяснимое, свойственное нашему национальному характеру — буйному, «азиатскому», но в итоге, как ему казалось, спасительному.

Есенин — всё русское разом.

Святость — и расхристанность, воинственность — и добротолюбие, нежность — и наглость, стремление к порядку — и страсть к разгрому, широкая имперская всепрощающая душа — и дерзкая привычка называть вещи своими именами, беспутство судьбы — и высокая, пожизненная, смертная ответственность за всё содеянное и сказанное.

Есенин — православный, крестьянский, имажинистский, кабацкий, советский — и как сумма всех составляющих — русский поэт.

И, наконец, Есенин — русское чудо, гений, наш праздник, наш плач, наше светлое застолье. Его место за длинным столом — в красном углу. Он для нас — надежда на рай.

* * *

Сразу после смерти Есенина на организационном собрании в Доме Герцена 1 января 1926 года было принято любопытное решение: открыть в Москве и в Ленинграде приюты для беспризорных имени Есенина.

За этим кроются куда более серьёзные смыслы, чем может показаться.

В последние два года жизни Есенин постоянно посещал — один или с друзьями — московские ночлежки.

Об этом вспоминали несколько его друзей-писателей.

Николай Никитин, описывая одно из посещений ночлежки в компании Есенина, отметил важную деталь, смысла которой, кажется, сам не понял до конца.

Едва они туда вошли, со всех сторон начинали шептать:

— Есенин!.. Есенин… Есенин…

Они, люди дна, знали его? Нет, конечно.

Просто он там был не первый раз.

Он ходил туда постоянно: таскал подарки, папиросы, конфеты, просиживал там целые часы, что твой Франциск Ассизский.

Из кого состоял контингент ночлежек?

Никитин не без брезгливости перечислял: «…всякого рода подонки, продажные женщины, воры, бездомники и беспризорники».

В тот раз Есенин читал им стихи — сначала «Москву кабацкую», потом — о деревне, о матери.

Никитин: «У женщин, у мужчин расширились очи, именно очи, а не глаза. В окружавшей нас теперь уже большой толпе я увидел горько всхлипывающую девушку в рваном платье. Да что она… Плакали и бородачи… Никто уже не валялся равнодушно на нарах. В ночлежке словно стало светлее. Словно развеялся смрад нищеты…»


Еще от автора Захар Прилепин
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень.


Санькя

Второй роман одного из самых ярких дебютантов «нулевых» годов, молодого писателя из Нижнего Новгорода, финалиста премии «Национальный бестселлер»-2005 станет приятным открытием для истинных ценителей современной прозы. «Санькя» — это история простого провинциального паренька, Саши Тишина, который, родись он в другие времена, вполне мог бы стать инженером или рабочим. Но «свинцовая мерзость» современности не дает ему таких шансов, и Сашка вступает в молодежную революционную партию в надежде изменить мир к лучшему.Классический психологический роман, что сегодня уже само по себе большая редкость, убедительное свидетельство тому, что мы присутствуем при рождении нового оригинального писателя.


Рассказы

Не совсем понятно, что делать с Прилепиным, по какому разряду его числить. У нас такой литературы почти не было.Проза Прилепина вызывает желание жить — не прозябать, а жить на всю катушку. Еще десяток таких романов, чтобы уж самых ленивых и безграмотных проняло, — и России не понадобится никакая революция.Дмитрий Быков.


Грех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ополченский романс

Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий “Большая книга”, “Национальный бестселлер” и “Ясная Поляна”. Автор романов “Обитель”, “Санькя”, “Патологии”, “Чёрная обезьяна”, циклов рассказов “Восьмёрка”, “Грех”, “Ботинки, полные горячей водкой” и “Семь жизней”, сборников публицистики “К нам едет Пересвет”, “Летучие бурлаки”, “Не чужая смута”, “Взвод”, “Некоторые не попадут в ад”. “Ополченский романс” – его первая попытка не публицистического, а художественного осмысления прожитых на Донбассе военных лет.


Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод». «И мысли не было сочинять эту книжку. Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным. Сам себя обманул. Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу. Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали.


Рекомендуем почитать
Миллениум, Стиг и я

Чтобы по-настоящему понять детективы Стига Ларссона, нужно узнать, какую он прожил жизнь. И едва ли кто-нибудь способен рассказать об этом лучше, чем Ева Габриэльссон, его спутница на протяжении тридцати с лишним лет.Именно Ева находилась рядом со Стигом в то время, когда он, начинающий журналист, готовил свои первые публикации; именно она потом его поддерживала в борьбе против правого экстремизма и угнетения женщин.У нее на глазах рождались ныне знаменитые на весь мир детективные романы, слово за словом, деталь за деталью вырастая из общей — одной на двоих — жизни.


Силуэты разведки

Книга подготовлена по инициативе и при содействии Фонда ветеранов внешней разведки и состоит из интервью бывших сотрудников советской разведки, проживающих в Украине. Жизненный и профессиональный опыт этих, когда-то засекреченных людей, их рассказы о своей работе, о тех непростых, часто очень опасных ситуациях, в которых им приходилось бывать, добывая ценнейшую информацию для своей страны, интересны не только специалистам, но и широкому кругу читателей. Многие события и факты, приведенные в книге, публикуются впервые.Автор книги — украинский журналист Иван Бессмертный.


Гёте. Жизнь и творчество. Т. 2. Итог жизни

Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.


Эдисон

Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.


До дневников (журнальный вариант вводной главы)

От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Бирон

Эрнст Иоганн Бирон — знаковая фигура российской истории XVIII столетия. Имя удачливого придворного неразрывно связано с царствованием императрицы Анны Иоанновны, нередко называемым «бироновщиной» — настолько необъятной казалась потомкам власть фаворита царицы. Но так ли было на самом деле? Много или мало было в России «немцев» при Анне Иоанновне? Какое место занимал среди них Бирон и в чем состояла роль фаворита в системе управления самодержавной монархии?Ответам на эти вопросы посвящена эта книга. Известный историк Игорь Курукин на основании сохранившихся документов попытался восстановить реальную биографию бедного курляндского дворянина, сумевшего сделаться важной политической фигурой, пережить опалу и ссылку и дважды стать владетельным герцогом.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.