Эротические страницы из жизни Фролова - [35]
‒ Мамочка, что это было? ‒ спросила она через пару минут.
Он осторожно снял с нее свои губы, унося в полостях носа сладкий запах ее лепестков и горьковатый привкус крема на языке…
‒ Па… ты меня… поцеловал, да?
‒ Да, родная…
И лег рядом с нею, обнял нежно, положил свою голову на подушку рядом с ее головой.
‒ Не болит больше?
‒ Нет. Совсем. Как рукой сняло. Будто вся боль… внезапно пропала в твои губы. Па, что это было?
А Ирка продолжала лежать у нее в ногах и реветь…
‒ Ир, сходи в ванную, умойся, пожалуйста…
Та молча, совершенно потерянно и обреченно поднялась с постели и пошла голая, покачиваясь и не глядя в их сторону…
‒ Чего она?
Он оставил ее вопрос без ответа.
‒ У тебя будет великолепная грудь…
‒ Почему будет? ‒ вдруг кокетливо произнесла она, подглядывая, как он проводит ладонью по гладкой сфере ее груди и пробует на ощупь вздувшийся сосковый ореол. ‒ А сейчас разве нет?
‒ И сейчас.
‒ Пап. Ты меня хочешь, да?
Он аж привскочил. Изумленно посмотрел ей в глаза, совершенно не находясь, как ему отреагировать на ее нелепый вопрос.
‒ Ой! Прости папочка. Что я такое ляпнула, сама не знаю. Я не нарочно, правда.
‒ Никогда больше так не говори… И не думай…
Он притянул ее голову себе на грудь, умостил там и стал гладить ее волосы.
‒ Теперь я… моя боль растворится в тебе и будет тобою командовать, как ты командуешь мамой…
Она произнесла эти слова полушутя-полуигриво, но он вдруг так остро почувствовал их страшную глубину, что даже озноб пошел по коже.
‒ Холодно? ‒ удивилась она.
Он только вздохнул.
‒ Почему мама так долго?
Мама не долго. Легкая на помин она возвращалась, все такая же голая и беззащитная.
Виктор слегка приподнялся, сам отодвинулся и подвинул за попку поближе к себе дочку, чтобы освободить побольше места для ее мамы и вдруг с нелепым удивлением понял, что все это время его не то полурасслабленный, не то полунапряженный отросток располагался на бедре его дочери. Ему стало стыдно и он начал шарить глазами в поисках плавок.
‒ Чего ты, пап? Мама же раздетая. И я тоже.
И притянула его за руку к себе.
‒ Давайте, рассказывайте.
Ирка вяло улеглась с другой стороны дочери и обняла ее за живот, глядя сквозь видимое в какое-то невидимое пространство, не слыша слов и думая о чем-то болезненно горьком…
‒ О чем рассказывать?
‒ Ну, как она выглядит теперь… эта… целка. Я ведь еще почти целка, да?
‒ Надорванная. С двух сторон. Не говори больше этого слова. Некрасивое оно.
‒ А какое красивое?
‒ Ну, плева. Девственная плева.
‒ Хи, нашел красивее… к тому же не девственное… мясное какое-то.
В самом деле. Черт-те что…
‒ Ты уже не девственница.
‒ Тогда почему она в себя… не пускает?
‒ А ты сама пробовала?
‒ Пробовала, ‒ почему-то застеснялась она.
‒ И не пускает?
Она запнулась, явно стесняясь ответить правду. Но потом все-таки сказала:
‒ Просто так не пускает. Еще сильнее сжимается. И очень больной делается. Не так, конечно, как сейчас. Без судорог, но все равно…
‒ Просто так? А как пускает?
‒ Я не скажу… Я не могу сказать это тебе, папа.
Кажется, он понял. И не стал дальше расспрашивать. И Ирка, кажется, поняла. И тоже молчала.
‒ А как вы с мамой зовете… это место?
‒ Ну, по разному, когда как…
‒ Ну как?
Странно. Эта фраза уже дважды прозвучала совсем недавно. Как вы зовете это место… Все так странно с ним происходит в последнее время… будто все это уже когда-то было… и снова повторяется. По нескольку раз.
‒ Щелка например. Щелочка. Щелкунчик. Гнездышко. Мордочка. Плюшка. Мнушка. Сочница. Бубочки. Ладушки. Пухлики. Плямки. Мямли. Сони. Тихони. Цапки. Хапки-охапки…
Она всхихикивала на каждое слово, чем даже Ирку немножко развеселила. Та тоже добавлять стала:
‒ Обезьянка. Мнышка. Жмушка.
И немножко заулыбалась.
‒ А еще?
‒ Пирожок. Пышка. Опашка. Бубличек, ‒ уже наполненная улыбкой, продолжила Ирка. ‒ Меня так папа пугает: не трожь, говорит, а то бублик из тебя сделаю…
‒ А еще? ‒ не унималась хохочущая Светка.
‒ Угодница. Голубица. Жига. Ласута. Хоха. Волоха. Ой, много еще по-всякому, папа у нас такой выдумщик…
‒ А пихвой не зовете?
И Светка почти как зареготала.
‒ Какой еще… пихвой?
‒ Родной язык надо изучать. Это ее обыкновенное, наше, украинское, название. В любом словаре есть.
‒ Да ты что?
‒ Честное слово. Можешь посмотреть в нашем, он у меня на полке стоит.
Когда они насмеялись вдоволь, она снова вернулась к своему:
‒ Ладно. И все-таки, почему мне снова так больно стало?
‒ Точно так же?
‒ Да. Как тогда, в парке.
Он вздохнул, не зная, что ему на это ответить.
‒ Не хотите говорить?
Откуда ему знать, говорить или не говорить? Можно, нужно или нельзя?
‒ Ну и ладно… раз вы такие. Давайте теперь вы.
‒ Что давайте?
‒ Я же не стеснялась? Нет, наоборот, стеснялась, но показала же? Теперь и я хочу посмотреть.
‒ Что посмотреть?
‒ Ну, как вы… любитесь… и вообще все…
‒ Да что ты, маленькая моя…
‒ Я уже не маленькая. Но воспитывать вы меня еще обязаны… в тональностях просвещения… как раз тот случай.
‒ Ну ты и хитрюшка… Только как же мы это сможем?.. У нас ведь это не… просто секс, у нас это любовь.
‒ Тем более. А я сяду смирненько здесь, в уголочке, а вы обо мне совсем забудете, будто меня и нет рядом.
‒ Да не сумеем мы так, доченька…
Вы слышали, как ломаются кости? Вы слышали, как кричат люди от невыносимой боли? Чувствовали дрожь по всему телу от приближающегося ужаса? Вы видели, как разрушаются мечты и планы на счастливое будущее? Может, вам когда-то приходилось убегать от маньяка или вы и есть убийца? Знаете ли вы что такое безнадега? Знаете, что такое смерть?..Эта книга отнюдь не о счастливых мирах или сказочных путешествиях. Здесь нет места счастливому концу, и нет шансов отделаться без жертв. Думаете, вы в безопасности?.. Никто не в безопасности.
Можно ли человеку безнаказанно превратить отдельно взятую территорию в могильник для радиационных отходов? Настолько ли податлива, послушна и безропотна природа, которую многие из людей считают неодушевленной материей, лишенной разума и возможности отмщения? Если Земля всё же разумна, то каков будет её праведный гнев, направленный против людей? Как сами люди поведут себя в условиях локального апокалипсиса? Смогут ли они вообще сохранить свой человеческий облик? Удалось ли автору дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, судить читателю...
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Решив учиться в магической Академии, я пошла против воли отца. Ему не хотелось, чтобы я выходила за пределы нашей территории. В его глазах моя судьба — сидеть дома в четырех стенах, со временем выйдя замуж за того, на кого он укажет, за того, кому он сможет доверить нашу семейную тайну, размер и важность которой очень велики. Но меня такое решение не устроило и я, забрав с собой верного друга, сбежала, впервые в жизни поведя себя таким образом. Что ждет меня на этом пути? Что за таинственные личности появляются на моем пути? И что за судьба уготовлена мне пророчеством?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В застывшем воздухе — дымы пожарищ. Бреду по раскисшей дороге. Здесь до меня прошли мириады ног. И после будут идти — литься нескончаемым потоком… Рядом жадно чавкает грязь. — тоже кто-то идет. И кажется не один. Если так, то мне остается только позавидовать счастливому попутчику. Ибо неизбывное одиночество сжигает мою душу и нет сил противостоять этому пламени.Ненависть повисла над дорогой, обнажая гнилые, побуревшие от крови клыки. Безысходность… Я не могу идти дальше, я обессилел. Но… все-таки иду. Ибо в движении — жизнь.