Эротические страницы из жизни Фролова - [25]

А он так и остался стоять на коленях, ошеломленный и испуганный, с торчащим, как бревно, отростком, синюшно-красным и блестящим от покрывающей его влаги…

Елена Андреевна сразу обняла ее, прильнула к ней всем телом, укрыла ее попку своей ногой… Крепко обняла, но у Иринки вдруг начался озноб, она повернулась к маме лицом, прижала дрожащие кулачки к своей груди и спряталась так в маминых объятиях.

Прошло несколько минут, пока она успокоилась.

‒ Мамочка, что это было? Я поехала, да? ‒ тихо зашептала она. ‒ Совсем поехала?

‒ Ну что ты, милая… Никуда ты не поехала… Все уже хорошо.

‒ Я ругнулась…

Виновато сжала плечи, будто ожидая наказания.

‒ Тебе дать по попе?

Хихикнула.

‒ Дай.

Мама и в самом деле легонько шлепнула ее, а попав взглядом на Виктора, засмеялась:

‒ А ты что выставился?

И той же рукой подхватила полотенце и, слегка приподнявшись, вытерла его напряженное мужское хозяйство, потом бедра и коленки. Деловито, по маминому.

‒ Приляг, Витя, все уже хорошо.

Но он только придвинулся поближе к Иринкиной спине и осел на голени. Перенесенный испуг отнял у него речь и соображение.

‒ Как мне было здорово… Никогда так раньше не было. Что это, не знаешь? ‒ снова зашептала Ирка.

Елена Андреевна только нежно поцеловала ее в лоб.

‒ В тридцать три года впервые такое испытать… У тебя так было? С папой?

‒ Давно это было… Я уже не помню всего.

‒ Помнишь. Я знаю.

Помолчав еще с минуту, она опять зашептала:

‒ Я как увидела Витьку на тебе, как он озверело тебя оседлал, так у меня там внутри все так заныло… а потом заклокотало все… как в кипящем котле… И так сразу захотелось… просто невыносимо. Еле дождалась, пока ты спустишь… Как хорошо, что ты теперь рядом с нами. Я бы так никогда такого и не испытала… Тебе с ним ведь тоже очень хорошо, правда?

‒ Правда.

‒ Он сильный. А ты не подслушивай! Ляг лучше, обними нас… Ой! Угомони его! Он уперся мне в попку…

‒ Конечно. Ваши ладушки насытились. А он теперь как сирота.

‒ Пусть потерпит немного. Совсем не насытились… Еще умолять будет, чтоб отпустили…

Они весело захихикали.

‒ Как здорово, ‒ радовалась Иринка. ‒ Я теперь буду заставлять вас все это повторять. Может у меня еще так получится.

Она уже не дрожала. И даже стала поигрывать своей мокрой попой.

‒ Всем в ванную! Под душ!

Они умывали маму вдвоем, хотя та пыталась сопротивляться. Потом снова уложили ее голую на кровать и игрались всеми ее прелестями. И она не сопротивлялась, только смеялась над их любопытством, и даже сама озорничала, показывая, как она что-нибудь умеет. Она была удивительно гибкая, и не только для своего возраста. Она умела достать пяткой до своего затылка. И ложить скрещенные голени себе на грудь. И мостик. И шпагат. И забавно шевелить своими колированными, но совсем не переспевшими губчиками, словно крылышками…

‒ Так во-о-т чем ты занимаешься по ночам!

‒ Я с детства такая, ты же знаешь.

‒ Так то детство… а за сейчас я не знала… Честно. Почему ты от нас скрывала?

‒ Ну, вот еще. Демонстрировать, что ли, должна была? Как ты себе это представляешь?

‒ Сейчас же можешь.

‒ Сейчас другое дело…

Елена Андреевна намеревалась что-то добавить, но внезапно осеклась. Запнувшись на нечаянно сорвавшейся с ее губ фразе, она надолго замолчала. Будто споткнулась об нее и упала, больно ударившись тем местом, где спрятана ее страшная тайна.

Они почувствовали это и не стали бередить ее душу, хотя Иринка и выразила было готовность к этому, ей давно хотелось вызвать маму на откровенность, выведать что-то особенное, чего она о ней не знала. Однако Виктор, почувствовав приближение душещипательных сцен, не позволил развернуть ей наступление и начал свое:

‒ Давай, задирай ноги. Раз мама умеет, значит и ты научишься. Будем тебя постепенно натренировывать…

‒ Ну да. У меня косточки поломаются. Ты сам попробуй.

‒ Не поломаются. Ты же мамина. Один к одному. Только чуть моложе.

Избежать душещипательных сцен не удалось. Елена Андреевна вдруг заплакала. Повернулась от них на бок, прикрыла лицо ладонями и затряслась плечами. Без единого звука. Так, что они не сразу поняли, плачет она или смеется.

Видимо, он чего-то не понял, что-то не так сказал… Или слишком уж они ребячились с нею, слишком стыдные вещи позволяли себе и ей. Совсем с ума сошли. Мостик с его предательски-неожиданными поцелуями в выпяченную щель, шевеление губ… Разве можно такое с мамой… С мамами так не играют… разве что только ненормальные…

Хотели как лучше, а получилось…

Ирка подсела к ней со спины и обняла за плечи:

‒ Да ладно тебе, мам… Видишь, как стало все здорово. Мы всегда так играемся. Что тут особенного? Взрослые тоже должны иногда бывать детьми. Никто же нас не видит…

Ну вот. И эта что-то сморозила. Елена Андреевна вздрогнула, как от тока и еще больше затряслась.

Ох как не любил Виктор женских истерик. Хотя с самого начала чувствовал, что все именно так и закончится. Слишком уж неестественные игры они затеяли. Слишком много всего сразу. Занадто***.

Они совсем потерялись. Не знали, что делать. Мама ни словом не отвечала на их утешения, все плакала, плакала.

Я пошла, попробуй сам… ‒ показала, наконец, Ирина безнадежными жестами и вышла на кухню. Может быть, ей самой захотелось поплакать. С нею так бывает, когда кому-то из близких больно.