Эромагия - [4]

Пленников сразу же потащили в подвал, оказавшийся еще более унылым и даже слегка пугающим. Вдоль скудно освещенного коридора тянулся ряд решеток, ограждающих камеры. Внутри не было ни души — королевские темницы сейчас пустовали.

— Ух-ух, — проблеял колдун. — Запри этих птичек по клеткам! И особенно следи за девкой, поелику ведьма она.

Анита заметила, что тюремщик старается близко к магу не подходить и поглядывает на него с гадливостью. В ее сторону тюремщик тоже поглядывал, но совсем с другим выражением.

— Не извольте беспокоиться, — отозвался он. — У нас здесь немало ведьм перебывало, еще ни одна не жаловалась.

— Да какая с ее ведьма… — повторил багроволицый сержант, позади которого стояли стражники. — Так, девчонка…

— Ведьма, ух-ух, натуральная, всамделишная. Токмо на ней заклятие возлежит, потому она ведьмовской силой своей не может воспользоваться. Заколдованного амулета не видать при ней… Но мы доищемся, найдем, что с ней такое. Уж кто-кто, а лорд Валдо вызнает, что да к чему… Так что бди, тюремный человек.

Сержант, проводив взглядом гордо удаляющегося колдуна, плюнул и, дождавшись стука двери наверху, обратился к тюремщику:

— Великий лорд-то, может, и доищется, но ты, слышь, эта… Не забижай девку. Ведьма она или не ведьма, а ныне ей и так досталося. Ежели колдунишко не соврал, так колдовать и ведьмовать она все едино не может — стало быть, и не ведьма вовсе. Так што не тюкай ее без надобности, а я вскорости зайду проведаю.

— А с этим что? — Тюремщик указал на Шона. — Этого тож скажешь холить и нежить?

— Не… — Сержант почесал подбитый глаз. — Уж этого-то быка сюды по заслугам…

Стражники подождали, пока тюремщик застегнет на шеях узников стальные ошейники, которые были прикованы цепями к массивным кольцам, до половины вмурованным в стены. Потом сержант увел своих людей, повторив напоследок, что зайдет проведать Аниту.

Тюремщик прошелся между решетками, поглядывая на Шона, присевшего на корточки под стеной, и велел:

— Эй, малышок, а ну подойди-ка. Не, вправду подойди.

Голос у него был не злой, скорее веселый. Шон медленно поднялся и сделал несколько шагов. Цепь натянулась, не позволяя приблизиться к решетке.

— Ага! — довольно гыгыкнул тюремщик. — Не могешь, а? Ведь не могешь же? — Он весело подмигнул пленнику и заключил: — То-то же! — после чего покинул подземелье, шаркая стоптанными башмаками и громко звеня связкой ключей на поясе.

«Что за жизнь такая? — подумала Анита растерянно. — То тебя хватают и заковывают, потом спасают… и не успеешь оглянуться, как ты опять закованная, да еще в темнице!» Она-то рассчитывала провести это лето совсем иначе, такие планы строила, ведь впервые за много лет свободное время появилось, и если бы не старая Беринда… Девушка присела на кучу соломы в углу, обхватила колени и стала наблюдать за Тремлоу. Тот сосредоточенно изучал цепь, перебирая звено за звеном. Выбрал. Ухватился и крепко потянул. Лицо покраснело от натуги, на руках выступили жилы. Цепь застонала, но выдержала. «Хороший здеся кузнец…» — выдохнул Шон. Скинул безрукавку, широко расставил ноги, обеими руками ухватился за цепь и вновь потянул. Когда он выгнулся всем телом, на спине и руках взбугрились мышцы. У Аниты в груди зашевелилось, заворочалось что-то теплое, подступило к горлу. Сглотнув, она поднялась с соломы и завороженно шагнула в сторону наемника. Тот, не добившись результата, выпрямился. Цепь повисла дугой от его шеи к стене. Анита мелкими шажками приближалась к решетке, пока ошейник не сдавил шею. Вся трепеща, она остановилась и горестно уселась на пол посреди камеры.

Шон принялся наматывать цепь на согнутую руку, медленно приближаясь к вмурованному в стену кольцу. Анита наблюдала за ним. Когда от стены блондина отделяло не больше пары шагов, он уперся сапогом в камень, повторил: «Хороший кузнец…» — и рванул. С тихим хрустом массивное кольцо вышло из стены вместе со здоровенным металлическим клином.

— …А каменщик — плохой, — заключил Тремлоу.

Анита едва сдержалась, чтобы не засучить ногами и не выкрикнуть что-то вроде «Иииии!». Эта сцена, как Шон, напрягшись всем телом, выдергивает клин, почему-то совсем доконала ее.

Наверху послышался звон ключей и тихие голоса. Дверь отворилась, и давешний сержант затопал по ступеням. Донесся голос тюремщика:

— Меньший — от ошейника, больший — от двери.

Шон быстро вернулся к дальней стене, вставил клин в отверстие, сгреб в кучку рассыпанную солому и уселся, привалившись спиной к камням.

Дверь над лестницей захлопнулась, но замок не щелкнул — значит тюремщик ждал там. Сержант покосился на Тремлоу — тот сидел неподвижно, закрыв глаза, — и принялся отпирать решетку в камеру Аниты.

Когда он вошел, узница поднялась навстречу.

— На вот, — сказал стражник, протягивая узелок, — пирожков принес… Кушай, а я пока цепочку сыму… Отдохнешь маленько, развеешьси…

Анита взяла пирожок, а сержант завозился с ее ошейником.

— Покушай, покушай, — бормотал он. Ошейник, щелкнув, раскрылся. Широкая ладонь скользнула по ее спине и легла на талию.

— Я вот, панимаишь, подумал тут… — начал толстяк.

— Ах ты!.. — Она поперхнулась пирогом, выплюнула недожеванный кусок и попыталась заехать пяткой сержанту между ног. И не попала, зато следующий удар — локтем в переносицу — оказался точен. И кулаком по носу. Когда он отшатнулся, хватаясь за лицо, Анита еще и пнула в пухлое колено. Сержант упал.