Эрмиты. Петербургская сказка - [6]
— Ка-ар! — ответила ему ворона Карла. — Да тут какие-то мальчуганы ростом с аршин с твоим снарядом бегают! Ты их ищи!
Но Семён Пантелеймонович птичьего языка не знал и потому ничего ей не ответил.
Глава четвёртая
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
ТЕОДОР носился как угорелый, находя для себя всё более неожиданные развлечения, а потом и вовсе куда-то пропал. Иоанн же рассказывал Феде давние петербургские истории. Оказывается, Исаакиевский собор строили три раза, но никак у царских зодчих не получалось его выстроить. То Нева выходила из берегов и подмывала фундамент, то молния сжигала храм дотла…
— И тогда наш прадед, дедушка Неф, который на Адмиралтейских верфях тогда трудился, придумал в фундамент положить маленький сердечный камушек.
— Сердечный камушек? — переспросил Федя.
— Да. И с тех пор ́эрмиты в фундаменты новых домов прячут такие камушки. Если сердечный камушек есть, то мы этот дом оберегаем и охраняем.
Иоанн не успел окончить свой рассказ, поскольку внезапно навстречу им выскочил Теодор — верхом на чёрном пуделе, со свежим зелёным огурцом в руках.
— Смотрите, как я умею! — прокричал счастливый Теодор и принялся ловко кувыркаться на пуделе, а тот был вовсе и не против — приветливо вилял хвостом и, кажется, улыбался. Теодор сделал последний кульбит, ловко спрыгнул на землю и поклонился. Пудель лизнул мальчика в щёку и побежал по своим собачьим делам.
— А огурчики-то бабушкины созрели! — весело сказал Теодор и с хрустом надкусил огурец.
Ребята стояли у Медного всадника и смотрели на величественный и гордый Исаакиевский собор, который возвышался перед ними. И тут рядом послышалось зловещее шипение.
— Кажется, у кого-то колесо спустило, — неуверенно сказал Иоанн. В этот момент Федя почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки. Он повернул голову и остолбенел…
— А-а-а! — завопили ребята хором. — Змей ожил! Бежим! Мальчики не сговариваясь бросились к собору в поисках защиты.
Ноги, вдруг одеревеневшие от страха, не слушались Федю, да ещё и ́эрмиты тянули его в разные стороны. За спиной слышалось гадкое шипение змея:
— От меня не уйдёш-ш-шь, отдайте ш-ш-шар, ш-ш-шалопаи!
От этого шипения ужас стискивал грудь, не позволяя дышать. Но Иоанн, Теодор и Федя всё-таки достигли укрытия. Они шмыгнули в кусты, где обнаружили вход в пещеру и каменные ступени, ведущие вниз.
— Уф-ф. Сюда он не пролезет — побоится сердечного камушка в фундаменте храма, — отдышавшись, сказал Иоанн.
— Кажется, про этого Баламута-змея и говорил нам дедушка Фасад, — вспомнил Федя. — И зачем ему шар?..
А змей, остановившийся прямо перед входом в подземелье, с досады размахнулся хвостом — и стукнул по земле, да так сильно, что в другой части Петербурга, в Смольном соборе, зазвенели колокола на колокольне, а по фасаду старого дома на Литейном проспекте поползла большая трещина. И изо всех самых тёмных уголков города Баламуту откликнулись тысячи голосов — писком, оханьем, скрежетом и мерзким хохотом…
…Под Исаакиевским собором на много метров вниз простирается пещера. Своды её украшают картины ночного неба с россыпью серебряных звёзд. В середине пещеры из потолка растёт огромное дерево. Но не вверх, а совсем наоборот, кроной вниз. И, по преданию, заканчивается оно в самом центре Земли. Вокруг же огромного ствола плещется озеро, растекающееся каналами во множество арок. Из пещеры по воде можно попасть в любую часть города.
Это дерево и было домом бабушки Солеи.
Кругленькая, улыбчивая, седая, с блестящими глазами, румяными щёчками и пухлыми ручками, она была точь-в-точь как многие бабушки. Но для Теодора и Иоанна бабушка была единственная и самая любимая. Кстати, у них была ещё одна бабушка, живущая в старом литераторском доме в Коломне, — не похожая на бабушку Солею и, может, потому тоже горячо любимая и единственная.
— Как же мы войдём? Двери-то нет, — удивился Федя, разглядывая дерево.
— А ты забыл, как входят к бабушке? — засмеялся Иоанн.
Федя увидел шнурок, свисающий с сучка. «Дерни за верёвочку — дверь и откроется», — вспомнилось ему. Маленькая дверь со скрипом отворилась. Феде опять пришлось пригнуться. В дереве оказалось тесно, но очень уютно. В спальне стояла кроватка с перинами и пуховыми подушками. В гостиной — дубовый стол и старая магнитола, покрытая кружевной салфеткой. На кухне вкусно пахло свежим, ещё горячим вареньем, а в печке пеклись пирожки. Все полочки и этажерки были заставлены фарфоровыми чашечками. Было видно, что бабушка любит принимать гостей, а гости любят у неё бывать — пить чай с вкуснейшими пирожками и замечательным бабушкиным вареньем.
— Проходите в гостиную, внучки! А то Феде тесно в прихожей. Чай готов, — приветствовала гостей бабушка. — Садитесь за стол. Я сейчас.
Федя с трудом примостился на крошечном табурете, и тут… произошло непоправимое: он нечаянно махнул рукой, и с десяток чашек с блюдцами рухнули на пол и превратились в груду фарфоровых черепков…
Федя собрался уж было расстроиться и даже, может быть, расплакаться, но заливистый смех братцев Теодора и Иоанна заставил его повременить:
— Ура! — дружно закричали ́эрмиты. — Бабушка! Иди быстрее — пока не поздно!!!
