Эринеры Гипноса - [55]

– А что с дэймосами?

– А дэймосы тоже не развешивают рекламные плакаты на центральных улицах. Они как бы есть, но их нет.

Он остановился одновременно со мной. Там, откуда мы шли, раздался громкий сухой частый треск. Мне показалось, он прозвучал практически у дома Левка.

– Живее, – велел Руф и быстрее захромал к переулку, где осталась машина. Его трость выстукивала по камням частую, тревожную дробь. Он не хуже меня знал, что означает этот отрывистый, надрывный звук.

Сонное оцепенение улицы мгновенно сменилось враждебной настороженностью. Город затаился, готовясь выплеснуть из своих недр кипящее варево агрессии.

Послышался приближающийся нервный гул. Он шел с двух концов – догонял и катил навстречу. Иногда распадался на отдельные выкрики, перемежающиеся грохотом, звоном, скрежетом рвущегося металла.

Нас обогнали несколько торговцев, катящих перед собой гремящие тележки с товаром.

– Что случилось? – спросил я на фарси одного, с тачкой, наполненной медными кувшинами и чашами.

Он только махнул рукой и ввинтился в узкий проход между потрескавшимися стенами двух домов, сопровождаемый бряканьем посуды.

– Давай-давай, – торопил меня Руф, оглядываясь.

Одно из окон на верхнем этаже хлопнуло ставней. Скрипнул запор на калитке, мимо которой мы проходили.

– Здесь есть где укрыться? – Я достал из кармана нож, перехватил рукоятку так, чтобы лезвие было как можно незаметнее.

– В паре кварталов отсюда, если успеем, – откликнулся Руф и кивнул на мое скромное оружие. – Собираешься защищаться этим?

– Нет. Не этим.

Руф вытащил из кармана своего жилета-разгрузки темный платок, хотел отдать мне, но я уже доставал собственную маскировку. Полоса ткани, намотанная на голову и закрывающая половину лица, давала возможность не выделяться среди местных хотя бы некоторое время. Но долго мне и не было нужно.

Глава 8 Белый гуль

По боковому проулку между домов пробежали еще несколько человек. И теперь это были не торговцы. Я увидел троих в синих тагельмустах – платках, намотанных на голову и закрывающих почти все лицо, кроме глаз.

Один мужчина с ружьем, два других с прутьями арматуры в руках.

Нас они не заметили.

Еще одна очередь из автомата. Уже ближе.

Шум, складывающийся из грохота, агрессивных выкриков, звона разбитого стекла и редких выстрелов, приближался.

– Идут по центральной улице, – задыхаясь от быстрого шага, сказал мой спутник. – Собираются громить рынок Алзухур.

– Руф, если я вдруг потеряю сознание. Или тебе покажется, что я отключился. Не паникуй. Так и задумано.

Он криво усмехнулся.

– Ясно. Но лучше тебе этого не делать. Хотя бы сейчас.

Мы свернули еще в один переулок – вонючую дыру в ряду покосившихся глиняных домов. Затем нырнули в узкий проход, тянущийся между высокими стенами. Все двери на улицу здесь были заперты, решетки лавок опущены, горы мусора забивали боковые лазы. Неба над головой не видно – его закрывали низкие балконы или просто доски, перекинутые из одного окна в другое, а также тряпье, развешенное на веревках. Под ногами хрустел мусор – высохшие бараньи и куриные мослы, перемешанные со стеклом. Дорога спускалась вниз, резко виляла в сторону или начинала подниматься наверх, превращая очередной отрезок пути в стертые плиты лестницы. Настоящий лабиринт, в котором Руф отлично ориентировался.

Вопли толпы то приближались, то удалялись. Она катила вперед с неудержимой свирепостью потока, пробившего стену водохранилища, сносила все на своем пути, разделялась на отдельные ручьи и волокла с собой камни, металлические прутья, выломанные из оград, и просто тяжелые палки.

С одним таким «ручьем» мы столкнулись внезапно. Нам навстречу выбежали из-за поворота молчаливо-деловитые, громко сопящие люди, перепрыгивая сразу через три ступени, стремясь быстрее слиться с остальной толпой. Как я успел разглядеть, это были маххарибы – одна из народностей, населяющих теперь Александрию: одеты в одинаковые галабеи, когда-то бордовые, теперь порядком вылинявшие, головы замотаны черными тюрбанами-имамехами, у каждого на широком серебряном поясе болталось по кобуре, в руках они держали деревянные дубинки.

Впрочем, я мог и ошибаться. Феликс разбирался в этносах земель Птолемея гораздо лучше. И с первого взгляда отличал пиратов Эр-Рифа от скотоводов Ореса.

Руфа, поспешно опустившего голову и отпрянувшего к стене, обругали старым навозным ишаком, дали несильного пинка, выбив трость. Она покатилась вниз по лестнице, брякая на каждой ступени металлическим наконечником. Меня толкнули, отбросив к решетке очередной лавки, чтобы не путался под ногами у достопочтенных граждан, стремящихся исполнить свой гражданский долг. Затем толкнули снова, и еще раз. Это облегчало работу. Я не поднимал взгляд, чтобы раньше времени не выдать себя светлыми глазами, но движения моего хорошо заточенного ножа были очень быстрыми, скользящими, незаметными.

А потом меня схватили за плечо и со всего маху приложили к стене.

– На меня смотри! – рявкнул над ухом низкий гортанный голос.

Я вскинул голову, увидел совсем близко черные, бешеные глаза с красной сеткой сосудов на белках, пучки волос в раздувающихся ноздрях широкого приплюснутого носа, ощеренные желтые зубы, жирные потеки в густой бороде.