Еретики - [13]

Нелегко понять и разделить чувства человека, который рассматривает новые небеса и новую землю как побочные продукты своей деятельности. Но нет никаких сомнений, что именно благодаря этой, почти сверхъестественной наивности интеллекта великие умы великой научной эпохи, которая ныне, похоже, подходит к концу, обрели такую огромную силу и добились такого триумфа. Если бы они обрушили небеса на землю, словно карточный домик, то оправдывались бы не тем, что сделали это из принципа; в качестве оправдания (на которое в общем–то нечего возразить) они сказали бы, что так вышло случайно. Всякий раз, когда в них тлела хоть искра гордости тем, что они делают, имелись основания для нападок на них; но пока они демонстрировали полное смирение, они добивались полной победы.

Против теории Гексли возможны возражения; против теории Дарвина возражения невозможны. Дарвин был убедителен в силу своего простодушия, можно даже сказать — тупоумия. Эта детская наивность и прозаичность постепенно уходят из мира науки. Ученые начинают, как говорится, входить во вкус, начинают гордиться своим смирением. Они все больше склоняются к эстетике, как и все прочие; начинают писать слово «Истина» с заглавной буквы; начинают толковать о якобы ниспровергнутых ими кредо, об открытиях, сделанных их предшественниками. Как многие современные англичане, они все чаще дают слабину там, где прежде проявляли твердость. Они начинают осознавать свою собственную силу — то есть становятся слабее.

Но в эти исключительно современные времена у нас появился один истинно современный человек, который несет в наш мир незамутненное личностное простодушие, свойственное прежнему миру науки. Есть у нас один гениальный человек — сейчас он художник, но прежде был ученым, — который, помимо всего прочего, обладает этим великим научным смирением. Я имею в виду Герберта Уэллса. В случае с ним, как и в других, речь о которых шла выше, неизбежно возникает превеликая предварительная трудность: как убедить обычных людей, что такая добродетель возможна и предсказуема в таком человеке.

Свое литературное творчество мистер Уэллс начал с неистовых видений — видений предсмертных мук нашей планеты. Может ли быть смиренным человек, начавший творить с неистовых видений? Он продолжал писать все более и более необузданные истории: о том, как зверей превращают в людей и ангелов отстреливают, словно дичь. Обладает ли смирением тот, кто стреляет в ангелов и превращает зверей в людей? С тех пор он создавал вещи еще более смелые, нежели эти богохульства; он предсказывал политическое будущее людей; предсказывал его с непререкаемым знанием дела и пронзительным описанием подробностей. Может ли предсказатель будущего быть смиренным?

Действительно, в свете нынешних воззрений на такие понятия, как гордыня и смирение, трудно ответить на вопрос, как может быть смиренным человек,. взявшийся за столь масштабные и дерзкие дела. Единственным ответом на этот вопрос будет тот, который я дал в начале этого эссе. Именно смиренный человек способен на масштабные дела. Именно смиренный человек способен на дерзкие дела.

Именно на смиренного человека нисходят поразительные видения, и тому есть три вполне очевидные причины: во–первых, такой человек больше, чем кто бы то ни было, напрягает свое зрение, чтобы видеть; во–вторых, он в гораздо большей степени испытывает восторг и душевный подъем в момент таких видений; и в–третьих, он запечатлевает их с большей искренностью и точностью, и с меньшей степенью искажений, привносимых более заурядной и тщеславной стороной его личности. Приключения — удел тех, кто менее всего их ожидает, то бишь романтиков. Приключения — удел застенчивых и робких. В этом смысле приключения выпадают на долю людей отнюдь не авантюрного склада.

Однако это поразительное духовное смирение мистера Уэллса, как и множество других жизненно важных и ярких качеств, трудно проиллюстрировать примерами, но если бы меня все–таки попросили привести пример, я бы нисколько не сомневался, с какого примера следует начать. В Уэллсе прежде всего поражает то, что он единственный среди блестящей плеяды своих современников не перестал расти. В ночной тишине можно даже услышать, как он растет. Самым очевидным проявлением этого роста является постепенное изменение мнений, но это не простое изменение мнений. Это не постоянное перескакивание с одной позиции на другую, как в случае с Джорджем Муром. Это вполне последовательное движение по вполне надежному пути и во вполне определенном направлении.

Однако главным доказательством того, что оно не имеет ничего общего с изменчивостью и тщеславием, может служить тот факт, что в целом это — движение от более экстравагантных идей к более обыкновенным идеям. Сей факт свидетельствует о честности мистера Уэллса и лишний раз подтверждает, что он не позер. Когда–то мистер Уэллс утверждал, что в будущем различие между высшим и низшим классами станет таким огромным, что один класс поглотит другой. Разумеется, какой–нибудь жонглер парадоксами, найдя однажды аргументы в защиту столь необычного взгляда, ни за что бы не отказался от такой точки зрения, а если бы и отказался, то только ради чего–нибудь еще более экстравагантного.