Еретик. Книга 3 - [102]

Уловив его движение, аббат отстранился и нашел его взгляд. Он едва не задохнулся от горя, увидев померкшие глаза своего бывшего воспитанника.

– Боже, – прошептал Бернар Лебо, покачав головой. – Вивьен, мне невыносимо видеть тебя таким. Столько боли! – Глаза пожилого доминиканца и впрямь заблестели от слез, губы дрогнули. – Вивьен, прошу тебя, расскажи мне, что произошло.

Вивьен покривился, но промолчал. Он мечтал поговорить с аббатом больше всего на свете. Ему вообще слишком не хватало разговоров с людьми. Сколько дней он уже хранил молчание и не произносил ни слова? Теперь даже молитвы были для него под запретом. Все его существо рвалось открыть аббату душу, словно исповеднику, но Вивьен знал, что делать этого нельзя, хотя внутри него несколько раз за минувшую пару мгновений успели родиться и умереть сомнения в необходимости этого упорства.

– Ты молчишь… – Бернар Лебо поморщился, словно от пощечины. – Мне сказали, что ты не произносишь ни слова с тех пор, как тебя арестовали. – Он покачал головой и доверительно посмотрел на Вивьена. – Мой мальчик, ты совершаешь ошибку! Огромную ошибку, поверь мне, прошу!

Вивьен молчал, чувствуя, как рыдания сдавливают ему горло.

«Ты не понимаешь… глупый, дорогой мой добрый старик, ты ничего не понимаешь! У меня нет выбора», – надрывно вопил он в душе, но уста его остались сомкнутыми.

– Послушай, – голос аббата зазвучал отчаянно. Не помня себя, грузный старик опустился на колени, став на пол тюремной камеры. Он смотрел на Вивьена глазами, полными веры и надежды, – послушай меня! Сознайся! – взмолился он. – Сознайся в своих грехах, облегчи душу, и, я обещаю, я увезу тебя обратно в Сент-Уэн! Там тебя никто не тронет больше, слышишь? Просто… просто признайся, Вивьен, умоляю тебя! Скажи мне хоть слово! Скажи хотя бы, что ты согласен, и я все сделаю! Я тебе помогу, обещаю, слышишь? Господи, мой бедный мальчик! Мне так жаль…

Вивьен чувствовал, что дрожит, и не мог сделать ничего, чтобы унять эту дрожь. Сердце его сжималось при виде покатившихся по щекам слез старика. Вивьен и сам чувствовал, как беззвучные слезы сбегают ручейками по его грязному лицу. Он знал, что сочувствие и боль аббата Лебо – искренние. Однако понимал, что его обещания никогда не исполнятся. Де Борд этого не допустит. И папа, надо думать, тоже.

«Нет вероотступников среди инквизиторов», – вспомнились Вивьену слова де Борда, и давящая судорога немых рыданий вновь прокатилась по его телу.

«Если бы в этом был хоть малейший шанс, я бы сознался. Но если я это сделаю, меня казнят как еретика-рецидивиста, ведь я уже бывал в допросной комнате прежде – из-за Анселя. Одно подозрение не подтвердилось, и я вышел свободным человеком. Теперь шанса отделаться легко у меня нет. Единственное, что я могу – это выдерживать допрос за допросом, пока они не признают мою невиновность… или пока попросту не убьют меня в допросной. По правде говоря, мне уже почти все равно, каким будет за исход».

– Вивьен, пожалуйста, – продолжал сокрушаться Бернар Лебо, – не молчи! Сознайся, прошу тебя. Неужели ты хочешь, чтобы это продолжалось? Пожалей если не себя, то хотя бы меня… или Ренара! Я видел его, я говорил с ним, ему так тяжело проходить через это! Подумай хотя бы о тех, кто тебя любит, прошу тебя! Неужели твои заблуждения того стоят?

Вивьен молчал, продолжая чувствовать, как горячие слезы бегут по щекам.

Он не знал, сколько аббат Лебо провел времени в его камере. Однако наконец тюремщик отпер дверь, помог аббату встать и повел его, сотрясавшегося от рыданий, прочь по коридору.

Еще долго Вивьен сидел в звенящей тишине, не шевелясь, и смотрел в пустоту. И ему казалось, что с каждым днем с момента ареста частичка его души умирает и медленно погружается во тьму.

***

Гийом де Борд вошел в кабинет Кантильена Лорана без стука. Напротив епископа сидел аббат Лебо, проливая горькие слезы, и Лоран – бледный и исхудавший от усталости – не мог ничего сделать, чтобы успокоить старика.

Де Борд тяжело вздохнул. Он догадывался, что на добродушного аббата вид его прежнего воспитанника в тюремной камере произведет тяжелое впечатление. Он понимал, что ему придется говорить с Бернаром Лебо жестко, чтобы выудить из него нужные сведения, хотя и не хотел этого делать.

«Прости и помилуй меня, Боже», – мысленно произнес он, – «дай сил этому человеку, а мне – ниспошли терпения».

– Он заговорил? – холодно спросил де Борд.

Бернар Лебо повернулся к нему. Глаза его раскраснелись от слез, лицо – и без того округлое – заметно опухло.

– Он не сказал ни слова, – всхлипнул аббат. – Ваше Высокопреосвященство, молю вас, дайте мне еще одну возможность поговорить с ним! Он в ужасном состоянии! Я обещаю, я увезу его в Сент-Уэн для перевоспитания, я сделаю все, только…

Де Борд приподнял руку в останавливающем жесте.

– Я понимаю, о чем вы просите, Преподобный, но это невозможно. Я говорил вам: преступления Вивьена Колера очень тяжелы, и он усугубляет свое положение молчанием. Он владеет информацией о катарах и не рассказывает о своих сообщниках. Боюсь, это говорит о том, что Вивьен Колер – закоренелый еретик, который надеется своей выдержкой доказать собственную невиновность.