Эра негодяев - [12]

— Сиди, сиди. — генерал пресек попытку внутреннего охранника вытянуться в струнку, и, обернувшись к Левченко, взглянув на часы, приказал, — Давай-ка через десять минут ко мне. Послушаешь одного человечка — тебе будет полезно. Да и мне — давно его не видел, буду рад послушать. Хотя… — на мгновение по лицу генерала пробежала легкая тень. — Впрочем, не важно. Жду!

— Есть.

Через десять минут подполковник поднялся на второй этаж, в кабинет генерала.

— Разрешите, Максим Владимирович?

— Давай, заходи.

В кабинете генерала, с окнами, выходящими на сторону, противоположную улице, и по этой причине не закрытыми наглухо стальными роллетами, кроме хозяина, сидевшего не в своем 'штатном' кресле во главе скромного, но довольно внушительного по размерам стола из карельской березы, а на стуле у приставного столика — Левченко обнаружил пожилого, сразу видно — тертого жизнью, седого и изрядно потрепанного мужика. Не мужчину, тем более — не господина — а именно мужика, каких еще немного осталось в забытых Богом и людьми деревнях Нечерноземья. Тот сидел напротив генерала и никакого трепета перед Большим Начальником внешне не выказывал — наоборот, было такое впечатление, что это именно он, а не Калюжный, и был настоящим хозяином этого кабинета.

Хозяин кабинета кивнул подполковнику, указывая на гостя:

— Знакомься, Дмитрий Евгеньевич, это — Викторов Арсений Николаевич; во всяком случае, он хочет сегодня быть именно им. — Генерал пошутил, но как-то осторожно, совсем не по-начальнически.

Гость несколько секунд внимательно рассматривал посетителя, а затем, по-американски, одними губами, улыбнувшись — бросил суховатым надтреснутым баритоном:

— Ну, здорово, подполковник. Садись, в ногах правды нет. — Мужик все больше и больше удивлял (и настораживал, не без этого) Левченко. Как-то уж больно вольготно он вел себя в кабинете генерала, начальника службы, способной устроить любому близлежащему государству совсем не сладкую жизнь. Странно… Если не сказать больше.

Левченко решил держаться официально — щёлкнул каблуками, кивнул, произнёс как можно более сухим голосом:

— Здравствуйте, Арсений Николаевич, рад знакомству.

Гость отрицательно покачал головой.

— Ну, насчет радости — ты это погоди; вот побалакаем, тогда будешь решать — радоваться тебе, или, наоборот, огорчаться…

Гость обернулся к генералу, ещё раз — уже сочувственно — покачал головой, вздохнул. И сказал каким-то снисходительно-соболезнующим тоном:

— Течёшь, Калюжный.

В кабинете мгновенно повисла тяжелая тишина.

Генерал-лейтенант достал пачку сигарет, закурил. Выпустил вверх кольцо дыма, полюбовался, как оно расходится. Потом посмотрел на визитера.

— Как сильно?

— Пока не знаю; но о вас в курсе ТАМ. — Последнее слово гость произнес с нажимом, давая понять все его опасное звучание.

— БНД? — Генерал вопросительно посмотрел на 'Арсения Николаевича'.

— Она, родимая. Ведомство федерального канцлера.

— Источник надежный?

— Да уж куда надежнее! Девочка одна там службу несет, в отделе по работе с бывшим Союзом. Умненькая девочка, юркая. Как на меня вышла — ума не приложу! Впрочем, обо мне — это отдельная песня; в конце концов, давно живу, богато бачив — могли и меня где-нибудь в чужих дальних краях с легкостью срисовать; не зря ж с оперативной отозвали. Да это и не важно — в конце концов, моя должность такая, что их юрисдикции я в любом случае не подлежу.

— И что сказала… девочка?

— Для начала девочка обозначила предел своей компетентности — рассказав старому ловеласу про кое-какие его прискорбные дела в далёких азиатских краях. Скажу сразу — девочка оказалась компетентной, а главное — убедила своего визави — меня, то бишь — в том, что работает именно там, где намекнула. А затем сообщила своему собеседнику — так, между прочим, за бокалом мартини — что начальник их отдела получил ориентировку — есть, дескать, в Москве лавочка, занимается агентурой в стане бывших вассалов, и ближним зарубежьем не брезгует. Причем в число официальных служб никак не вписана. В общем, ту часть, что вы посчитали возможным огласить для узкого круга ограниченных лиц — они тоже услышали. Думайте, пинкертоны!

— А девочка эта… Часом, не засланный казачок? — в глазах генерала блеснул охотничий огонек азарта.

— Не думаю. Девочка, кстати, молодец, свой слив обставила профессионально до третьего знака после запятой. Поделилась своими девичьими секретами со стареющим дон жуаном в ночном клубе; дело житейское! Показался ей этот конкретный дон жуан достойным доверия — вот она и намекнула ему, что надо дон жуану поостеречься тереться по вроцлавским ночным клубам, ежели он русский шпион из вышеуказанной лавочки. Дескать, лавочка эта шпионская де-юре — хлам, и грозят прекрасному, хотя уже и пожилому, жемсу бонду оч-ч-чень большие неприятности. Хотя даю сто монгольских тугриков против восточногерманского пфеннига — знала прекрасно, что статус у меня вполне даже дипломатический, и максимум, что мне грозит от некогда дружественного польского государства — высылка в двадцать четыре часа.

— А что еще сказала девочка?

— Любопытство — в нашем деле порок; все, что касаемо вашего богоспасаемого заведения, я изложил; думайте. Касательно остального — увы, не имею права. Хоть ты мне, Максим, и друг старинный, и из-под огня в Квито когда-то выволок — а извини. Знаешь нашу ключевую формулировку?