Эра Милосердия - [10]

"Киностудия приглашает, - зазывал плакатик, - девочек в возрасте 7 8 лет на кинопробу для участия в фильме "Девчонка с третьего этажа". Просмотр детей состоится 20.IX. Сбор на проходной киностудии в 11.30".

Рыжая малышка!

Мысль промелькнула так молниеносно, что Эра даже не успела оформить ее в нечто связное. Но в этот самый миг она уже знала совершенно твердо: она должна бежать, лететь, мчаться, чтобы успеть на киностудию, пробиться туда любым способом и чтобы все произошло так, как и должно произойти.

- Не хочу тебя обижать, - глядя на ее изменившееся лицо и приклеенный к объявлению взгляд, сказал Мурашов, - но на семь лет ты уже не потянешь. Пожалуй, даже и на восемь. Разве что на восемь с половиной.

- Ты знаешь, я должна бежать. Пока.

- А мороженое? - Он глядел на нее растерянно.

- Ну, в другой раз... ну, ладно?.. - От нетерпения Эра стала даже переступать на месте ногами, как застоявшаяся лошадь.

Лицо Мурашова потемнело, словно на него надвинулось облачко. Он как-то сник, поскучнел, и Эре стало ясно, что путешествию в кафе-мороженое он придавал значение гораздо большее, чем она. Мурашов - рыжая малышка, малышка - Мурашов... Весы колебались то в одну, то в другую сторону.

- Ты не обижайся... просто я вспомнила одно важное дело, забормотала она, отступая. - Очень важное, правда!

- Ну, будь, - вяло махнул он рукой.

- А вечером? Не отменяется? - крикнула она уже на бегу.

- Да нет, - с деланным равнодушием откликнулся он, - в отличие от некоторых я привык держать слово...

Рыжая малышка. Эра не так уж часто видела ее во дворе - сначала у той были ясли, потом детсад, затем школа, но уж если она там появлялась, не заметить ее было просто невозможно. Головка, оранжевая, словно огромный апельсин, сияла, кажется, даже в кромешной тьме. На матово-белом личике редкими крупными хлопьями выделялись рассыпанные возле курносого носа веснушки. Плюс то ли испуганно, то ли удивленно распахнутые глаза и вздернутая верхняя губа, открывавшая два крупных, очень белых зуба, отчего девочка была похожа на какого-то забавного зверька из мультфильма, - вот и готов портрет Лидочки. Правда, о том, что девочку зовут Лидочкой, Эра узнала позже. А во дворе у нее было одно-единственное имя - Рыжая. Она смиренно откликалась, точно желая задобрить своих мучителей. Да где там! То, что другим прощалось (вернее, даже не замечалось), ей не сходило с рук никогда.

Особенно свирепствовала дворовая красавица Оксана - кажется, они даже учились в одном классе, - тощенькое существо с острым носиком, острыми коленками и пронзительным, до костей пробирающим голоском. "Опять эта Рыжая рассекретила наше место! - взвизгивала она, в ярости перебрасывая за спину длинную, толстенную косу с капроновым алым бантом. - Я же приказала тебе: не таскайся за нами!" Это когда они играли в прятки. "Не хватало еще, чтобы всякие рыжие путались под ногами!" - это когда делились на команды для игры в салочки. "Подвинься, Рыжая, расселась, как фон-барон!" - а это просто так. Рыженькая, сникнув, потихоньку отодвигалась, отходила в сторону и, нахохлившись, следила за их играми издали. И никто не звал ее, никто не замечал.

Однажды, выйдя во двор почитать, Эра направилась к своему привычному месту - грибку посреди песочницы без песка. Однако место было занято. Там сидела рыжая девчушка и словно бы исподтишка, украдкой следила за играющими в мяч детьми.

- А почему ты не играешь? - из чисто эгоистических побуждений, желая ее спровадить, спросила Эра.

- Я... я ведь рыжая, - шепнула та.

Эра поразилась:

- Ну и что?!

- Они не хотят, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила девочка.

- Постой, что-то я не пойму. Не хотят, потому что ты рыжая?

- Ага.

- Но при чем здесь это?!

- Рыжих не любят.

- Чепуха какая. - Эра отложила книжку. - Я, например, рыжих обожаю.

Уголки рта поползли в стороны, словно у игрушечного Буратино, а глаза из круглых превратились в щелочки:

- Непра-а-авда...

- И потом, что за чушь? Не любить человека из-за цвета волос?.. У каждого - какой-нибудь цвет. Тот блондин, тот брюнет... У меня, например, каштановый...

- Вас много, а я одна.

Эра посмотрела на ее гладко причесанную пылающую головку, действительно, одна.

- Но ведь это как раз и хорошо, - не сдавалась она, - ты ведь ни на кого не похожа!

- Ни на кого, - шепнула девочка, и ее глаза наполнились слезами.

Как видно, ее логика в корне отличалась от логики Эры.

Чувство своей ущербности засело в Лидочке столь глубоко, что ни тогда, ни потом Эре не удалось убедить ее в обратном.

- Ты ничем не хуже других, - втолковывала она Лидочке.

А Лидочка убежденно отвечала ей:

- Хуже. Я рыжая.

- Хорошо. Пусть рыжая. Но в человеке главное - это красота не внешняя, а внутренняя! Это значит, что нужно быть добрым, нужно помогать людям, нужно защищать слабых. И если ты будешь такой, тебя все будут любить.

- И она? - Лидочка показала на Оксану, которая в этот момент наставляла ей рожки, высунув чуть ли не до подбородка длинный розовый язык.

Как-то, разбирая завалы своих детских книжек, Эра наткнулась на сказки Андерсена. Собственно, дело было в иллюстрации к "Принцессе на горошине": на куче пуховиков возлежала капризная принцесса с пышнейшими локонами того неопределенного цвета, который можно принимать за какой угодно. Эре он показался скорее рыжим. Она еле дождалась следующего дня.