Эра беззакония - [2]

Но миг запредельного счастья все-таки наступал: «По местам стоять! К всплытию…» И — воздух!.. Солнце!.. Швартовка и сход. Ни с чем не сравнимая встреча!

«Есть что-то лучше?» Мужчина многое повидал: хватил побед, наград, удовольствий. Все поимел, что хотел. Все купил, на что заработал. Видел мир и людей. Но дороже семьи ничего не нашел. Жена и сын. Остальное — иллюзии, прах. Счастлив был и не знал об этом. Каких-то пять недель назад.

Понял он, когда потерял, когда снова разлилась в душе позабытая мука разлуки. Будто снова он под водой, но надежды на всплытие нет. Только страх и гнетущая неизвестность. Как последний парад — ситуация предкатастрофы. Заклинка БКГР [2]. Есть такой страшный сон у подводников. Рули не перекладываются на всплытие, лодка теряет управление, безудержно падает в бездну. Метр за метром растет глубина… И продули балласт, и врубили турбины на реверс. Бесполезно! Не выравнивается дифферент, плавучесть — ниже ноля, стальное тело скользит в беспощадную тьму. Глубина приближается к предельной. Еще пара минут, и забортным давлением раздавит корпус как яичную скорлупу. Минута прошла, другая… «Предельная глубина!» Лодка медленно валится глубже, и никто уже не возьмется сказать, сколько ее осталось, той жизни.

Вот в какой ситуации оказался мужчина — перешел за предел. Что бы сделал в такой ситуации гражданский простой человек? Что угодно — вариантов тьма. Может, даже достойно решился бы встретить конец. А подводник до ужаса предсказуем: последним движением души достает фотографию семьи и глядит на нее на прощание. Как вот этот мужчина на Стрелке Васильевского острова — глядит на самое дорогое, что ему подарила жизнь и готовится унести его на ту сторону.

Край настал для человека с набережной, переход через отметку «предел». Он старается сверх своих сил оттянуть миг развязки, но смертельно устал. Сам себя не всегда узнает в отражении витрин. И на снимке — другой человек.

Исхудало лицо. Спали сытые щечки, покрылись щетиной. Воспалились бессонницей веки, и глаза утонули в колодцах подглазников. Съежился и похудел. Мало сходства с цветущим счастливцем на фотографии. Изнемог. Истощение сил — такова его степень усталости. Край.

Больше месяца он в бегах. За спиной города, километры, беспокойные дни, одинокие ночи. Прячется и бежит. Вчера еще — успешный, счастливый, самодовольный. Гордый тем, что опять победил, что не лег под систему, устоял и сумел кое-что заработать. Без обмана и воровства, разве что с «оптимизацией налогооблажения». В извращенном укладе, где мошенничество — закон, но безумны и обречены на провал попытки работать честно. Где хорошие деньги, почти всегда, плата за преступление.

Радовался, работал, жил. А недавно попал вдруг под пресс. Неожиданно и на ровном месте. Для него не нашлось бы статьи в Уголовном кодексе. Ничего не украл и нигде не смошенничал. Не присасывался к бюджету, не щипал от него в свой карман. Не продавал паленой водки, поддельных продуктов и фальшивых лекарств. Не «откатывал» и не «пилил». Не брал взяток, не распространял наркотики. Не судил людей по сфабрикованным обвинениям, не отбирал их квартир, машин и предприятий. Не грабил, не убивал, не насиловал. Не продавал страну и не нарушил присягу. Старался не лгать друзьям, не изменять жене… Чудак, одним словом, за временем не поспел. Статьи за чудачество нет. Но он вдруг с чего-то захотел, чтобы все перечисленное выше перестали делать свободные граждане демократической страны. Чтобы взяли — и прекратили собственное самоубийство. Чудак!

Вот и прячется, вот и бежит. Неделю назад еле вырвался из-под пуль преследователей. Настигли на Обводном, 46, на чердаке заброшенного дома. Вычислили, выследили и ночью пришли. Отбился чудом и убежал.

А началось все месяц назад, в родном городишке. Его прессанули, менты и бандиты. Или менты, прикинувшиеся бандитами. Какая разница? Одни в форме, другие — без. Задачи у них одинаковые: чужое сделать своим. С него денег не требовали, побили, поморили голодом, готовились кому-то передать. Он изловчился, вырвался и сбежал. Спрятался в Питере у Яши Келдыша, знакомца по Интернету. Прятался у него дома, пока не почуял хвост. Выследили. На чердак перебрались оба, Яша на этом настоял. Через неделю их нашли, убили Яшу. Теперь охотятся за ним.

Жену и сына он спрятал за день до собственного похищения. Грамотно спрятал, надежно и далеко. «Впрочем, что для кого — далеко? Понять бы, кто гонит? — ломает он голову. — За что и зачем?» Ответа не знает. Догадывается, и Яша объяснял, но страшно верить Яшиным словам. Поэтому бежит, тянет время, уводит погоню от своих.

Он чует погоню. Не шкурой, не слухом, а некой струной, натянувшейся в подсознании: «Вцепились! По следу идут. Не успокоятся, пока не возьмут… — понимает он. — Надо менять берлогу и вырываться из города. На Достоевского ночую последний раз». Он уже сделал приготовления. Час назад отвез в новое место вещи. Недалеко, на Петроградскую, к бомжам. Спрятал деньги, одежду и документы. Оставил только пистолет и фотографию. Пистолет он отбил на чердаке у одного из нападавших и решил не выбрасывать. «А с фотографией придется прощаться. Труп, если что, должен быть неопознаваемым. Фотография — ниточка, ее надо рвать!»