Эра Адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота - [104]
Ситуация на море продолжала ухудшаться. В день катастрофы Асквит писал Вениции Стэнли: "Мы только что получили несколько плохих новостей, я думаю, самых худших с начала войны. Три хороших и мощных крейсера, старых, но не устаревших — "Кресси" и два его собрата — потоплены сегодня утром в Северном море… В настоящее время дела у военного флота идут не очень хорошо: около полудюжины германских крейсеров — "Эмден", "Дрезден", "Карлсруэ" и т. д. — рыщут по морям во всех частях света, уничтожая и захватывая английские торговые суда. Сегодня напряженность в кабинете министров достигла кульминации, когда мы узнали, что новозеландцы наотрез отказались посылать свои экспедиционные силы — все уже погружены на транспорты и готовы к отплытию завтра или послезавтра— до тех пор, пока мы не обеспечим их мощным эскортом для конвоирования из Веллингтона в Аделаиду, где они присоединятся к австралийскому контингенту"[599].
Между тем сдвигов в лучшую сторону пока не предвиделось. 15 октября все тот же Веддиген на "U-9" потопил бронепалубный крейсер "Хок", водоизмещением 7350 т. Вместе с ним погибли 525 матросов[600]. 27 октября 1914 г. во время ходовых испытаний у берегов Северной Ирландии на германскую мину нарвался линейный корабль "Одешес". Его агония продолжалась около 8 часов. За это время с него удалось снять всю команду, насчитывавшую свыше 1000 человек, но корабль спасти не удалось. Он затонул во время буксировки. "Одешес" был новейшим дредноутом, водоизмещением 23 500 т и вооруженным десятью 343 мм орудиями главного калибра. Его потеря явилась чувствительным ударом для британского флота и долгое время тщательно скрывалась[601].
Что же тем временем происходило в Адмиралтействе? Поначалу морской министр, взялся за руководство войной с присущей ему кипучей энергией. Черчилль был полон оригинальных идей и новых проектов, подчас вызывавших глубокое изумление у военных моряков. 20 августа Герберт Ричмонд записал в своем дневнике: "Я действительно начинаю верить, что Черчилль не в своем уме. Начиная с прошлого понедельника, вся его энергия направлена на формирование военно-морского батальона для операций на побережье, состоящего из резервистов, кочегаров, бывших машинистов, не занятых на кораблях, а также из остатков морской пехоты и морских артиллеристов. Мне уже сказали (но едва ли это правда), что будет кавалерия из ополченцев. Джек Фишер будет полковником, Бересфорд и некоторые другие знаменитости, вроде Уилфрнда Гендерсона со злополучным Оливером, — его помощниками, и еще какие-то офицеры, о которых я даже не слышал! Для чего эта сила предназначена, один бог знает. Им будет придана легкая артиллерия, а сейчас они размещены в лагерях и их тренирует буйный Уилфрид (Гендерсон. — Д. Л.). Уинстоном изобретена специальная униформа цвета хаки, но матросского покроя. Вчера ее притащили сюда и вызвали морских лордов полюбоваться; Уинстон радовался как ребенок! И это начало великой войны, в которой все будущее зависит от правильного использования военного флота!"[602].
Но по мере того, как число неудач британского флота множилось, энтузиазм Черчилля начал иссякать. За 3 месяца войны, не считая весьма сомнительной победы в морском сражении у острова Гельголанд, англичане пока могли записать в свой реестр одни поражения. Особенно разлагающе действовало на военных моряков пассивное бездействие флота. Битти жаловался в письме к своей супруге: "Мы только играем в войну! Мы мечемся, как коты, в страхе потерять жизнь, потерять корабли и рисковать. Нами правит закон паники, но пока мы не рискнем чем-нибудь, мы ничего и не достигнем"[603]. Запись в дневнике капитан-лейтенанта Бертрама Рамсея прекрасно отразила настроения младших офицеров: "Мне очень не нравится состояние выжидания, когда враг предпримет что-либо первым… Мы должны иметь наготове план, как вынудить немцев принять сражение в выгодных для нас условиях…"[604].
Каково же было возмущение прессы и британской общественности, ожидавших, что их флот с первых же дней войны нанесет врагу решающее поражение, устроит немцам нечто вроде нового Трафальгара.
Вскоре Черчилль и его первый морской лорд принц Луи Баттенберг превратились в настоящих козлов отпущения. Особенно доставалось от желтой прессы последнему. Еще в 1911 г., когда впервые был поднят вопрос о возможности назначения принца Лун первым морским лордом, были сделаны серьезные возражения из-за его принадлежности к высшей немецкой аристократии, что в случае войны могло бы стать нежелательным обстоятельством[605]. Теперь худшие опасения подтвердились. Началась травля Луи Баттенберга в бульварной прессе. Сразу вспомнили, что Баттенберги являются младшей ветвью дома Гогенцоллернов, что принц Луи через свою жену состоит в довольно близком родстве с принцем Генрихом Прусским, который, как известно, не только родной брат Вильгельма II, но и главнокомандующий военно-морскими силами Германии. Естественно, что первое обвинение, предъявленное первому морскому лорду Англии, состояло в том, что он — германский шпион.
