Эпоха рыцарства в истории Англии - [207]
В это время, возможно, около половины англичан не было легально свободным, но связанным узами наследования с той землей, которую они обрабатывали[465]. Они не могли востребовать права свободного человека по общему праву, позволявшие осуществлять представительство в парламенте. Так, феодализм, частью которого это и было, крепостная манориальная система открытых полей центральной и южной Англии находились в упадке и уступали место экономике, базирующейся на наемном труде и арендных хозяйствах. Но они все еще являлись основой жизни почти миллиона мужчин и женщин, которые, хотя технически и не были крепостными, рождением были связаны с землей и вынуждены были осуществлять безвозмездные повинности в пользу своего лорда. От такого крепостного состояния они могли освободиться только в связи с официальным пожалованием вольной или бегством из своих домов и со своих полей в вольные города, где крепостное состояние было давно отменено и где проживание сроком один год и день давало человеку право на свободу.
Хотя человек и был защищен королевским судом от всех за исключением своего лорда, крепостной крестьянин не мог подавать иск в суд по поводу своей земли, скота или собственности, всего того, что в глазах закона принадлежало его лорду, а также защиты его собственных прав, которые зависели от обычаев и решений манориального суда лорда. В соответствии с феодальной практикой лорд мог налагать на него поборы «по своему желанию», в отличие от фригольдера, которого парламент защищал от таких произвольных требований. Если он желал продать скотину, он должен был платить штраф, ибо лорд имел долю в его имуществе. Если он желал женить сына или выдать замуж дочь, он должен был платить то, что называется меркетом[466], ибо поскольку крепостное состояние являлось наследственным, лорд также имел свою долю и здесь; если его незамужняя дочь забеременела, то он должен был платить leywrite[467], чтобы компенсировать снижение ее ценности. Если же виллан хотел поселиться вне пределов манора, то он должен был получить разрешение лорда и, даже если он не владел землей в маноре, он платил chevage[468], чтобы компенсировать потерю его услуг. В случае его смерти его вдова или наследник вызывались для уплаты гериота, который выражался традиционно в лучшей голове скота или части движимого имущества. И хотя земля, которую он обрабатывал, и место, на котором он жил, переходило по обычному праву к его наследнику, последнему было разрешено получить его только когда тот уплатит побор на вступление во владение, обычно равный годовой стоимости ренты или услуг[469].
Размеры повинностей виллана, которые он должен был приносить лорду, варьировались в зависимости от размера его владений и обычаев манора. Но где бы ни существовала система открытых полей, а она была распространена на большей части территории Англии за исключением пастушеского севера и запада и Кента, крестьянин все время сталкивался с неопределенными требованиями использования его времени и возмутительными ограничениями свободы свои действий. Среди них была и обязанность молоть свое зерно, выпекать хлеб и варить эль на мельнице, в пекарне и пивоварне лорда – «прошение мельницы» и «прошение пекарни», как они назывались, – что не только обогащало лорда, но и создавало возможности для всех видов сутяжничества и угнетения со стороны тех, кому лорд давал на откуп свои права[470]. Такой же возмутительной была и монополия лорда на голубятни и зону «свободной охоты», с которых орды голубей и кроликов нападают на крестьянские посевы, в то время как если крестьянин мстит посредством установки силков против этой заразы, то он сталкивается с тяжелым штрафом в ближайшем суде манора.
И все это вызывало большое негодование среди крестьянства. Крепостное состояние рассматривалось крестьянами как экономическое обложение и унизительное отличие. Оно больше не воспринималось как данность и использовалась любая возможность избежать или уклониться от его тягот. Кто больше всех возмущался им, так это самые богатые жители деревни, которые населяли традиционные загонные земли – владения размером 30 или более акров на пахотных полях с соответствующими правами при использовании манориальных лугов, пустошей и лесов. Владелец таких земель должен был за свои владения выполнять, лично или по доверенности, не только барщину на земле лорда по полдня три или четыре дня в неделю на протяжении всего года, но также осуществлять и дополнительные повинности под названием «дары любви» – даруемые в теории из любви к своему феодалу защитнику – в любое время года, сенокоса или урожая, во время бед и несчастий, когда ему необходимо выполнять как можно больше работы, чтобы он мог вырвать хотя бы средства на проживание из своей собственной земли.
Те, кто мог это позволить, таким образом, пользовались любой возможностью, чтобы коммутировать как можно больше таких повинностей в денежный эквивалент и платить его. В развивающейся экономике сельского хозяйства XIII и начала XIV веков многие крестьяне были способны освободить себя от более обременительной ноши, ибо прогрессивные землевладельцы часто предпочитали получать повинности в деньгах, чтобы нанять рабочих, чем зависеть от подневольного труда рассерженных крепостных. Без получения официальной вольной от лорда, они не могли, однако, получить полной свободы, ибо, независимо от обязанностей, прилагаемых к ней, – а это решал суд манора – крепостное состояние было наследственным, и закон мог и не поощрять продажу крепостного состояния, стоимость которого покупатель платил из собственности, на которую продавец имел частичное право
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.