Эпоха последних слов - [23]

— Ну вот, — сказал вдруг Синеус. — Мы добрались.

Свет его фонаря выхватил из тьмы каменную стену. Замшелую, осевшую, но по-прежнему крепкую. Вольфганг едва сдержал возглас удивления. Похоже, старик не обманывал их.

— Где-то тут был вход, — бормотал тот, напряженно оглядываясь. — Справа или слева? Когда выхожу, я сворачиваю к тропе направо, значит, нам сейчас нужно налево… или направо…

— Направо, — сказал гном. — Точно.

— Да, верно, — согласился старик. — Спасибо, подгорный мастер.

Он повел их вдоль стены. Блики пламени ползли по камням вслед за ними.

— Постройка-то не старая, — сказал Роргар, проведя пальцами по кладке. — Лет сорок, не больше. В запустении просто.

— Точно так, подгорный мастер, — кивнул Синеус. — Я вам все подробно расскажу.

Впереди из темноты выступили ворота. Деревянные створки давно сгнили, рассыпались в труху, оставив лишь несколько почерневших балок. Под ногами глухо звякнули ржавые железные полосы, служившие некогда оковкой.

За воротами раскинулся внутренний двор замка, действительно заросший крапивой и малиной. В центре его находилась вытоптанная площадка с кострищем и тремя деревянными лавками вокруг.

— Дорогая, я вернулся! — крикнул старик. — И привел гостей!

Ответом ему была тишина — только легкое эхо метнулось позади, среди деревьев. Но Синеуса это, похоже, вполне устроило. Подведя путников к кострищу, он велел им усаживаться, а сам стал разжигать огонь. Поленьев и хвороста у него было заготовлено на полгода вперед: они были тщательно укрыты под широким навесом у ближайшей стены.

— Основательно тут у вас, — сказал гном, оглядывая возвышающиеся вокруг бастионы. — К зиме уже готовитесь?

— Да, — ответил Синеус, возясь с куском бересты, взятым для растопки. — Вроде того. А может, и нет. Сейчас-то хоть куда угодно отсюда пойдешь. А как снегом завалит все, так и не выберешься. Нам втроем тоскливо тут будет. Оставлю, пожалуй, жену и дочь, а сам двину искать, где можно прокормиться и согреться, рассказывая сказки.

— Оставишь жену и дочь? — удивленно спросил Вольфганг.

— Конечно, — старик высек кресалом искру, береста вспыхнула легким желтым пламенем. — Им ведь ни есть, ни пить не надо, лежат себе в главном зале и лежат. Они даже не скучают по мне. Только я по ним. Мертвым всегда проще.

Рыцарь с гномом переглянулись. Орк не повел и бровью: он был слишком занят распутыванием окорока.

Костер разгорался. Положив в огонь толстое березовое полено, Синеус отошел, исчезнув в темноте, и тотчас же вернулся, держа в руках небольшой пузатый бочонок, моментально приковавший к себе взгляд Роргара.

— Неужели! — воскликнул гном, пристально рассматривая оттиск на выгнутом досчатом боку. — Настоящий «Шахтерский темный»?

— А то! — усмехнулся старик. — Лучший эль по эту сторону Карраз-Гула. Нашел бочонок там, внизу. Опробовал, конечно, но приберег специально для подобного случая. Гости у нас ведь нечасто бывают. Вообще не бывают. Так… что это я… сейчас…

Он вновь исчез во мраке.

— Сбрендил, бедняга, — прошептал Скалогрыз Вольфгангу. — Но не от проклятья. Сам. С горя.

Рыцарь кивнул:

— Не знаю даже, как нам отделаться от него. Надо идти.

— Ты бы себя видел, — покачал головой гном. — Идти! Сколько уже не спал?

— Сутки всего. Ничего страшного.

— А сколько за эти сутки стряслось, а? На год хватит с избытком. Тебе определенно стоит отдохнуть, иначе ты никогда никого не догонишь…

Синеус вернулся, принес три большие деревянные кружки.

— Ну, что сидим? Разливайте. А я тем временем трубочку раскурю.

Брови гнома поползли вверх.

Через несколько минут, когда окорок уже неспешно поджаривался на вертеле, эль обильно пенился в кружках, а Роргар наконец-то обзавелся порцией табака, старик начал говорить.

* * *

— Тридцать лет назад служил я в войсках барона Гронхайма, в гарнизоне вот этого самого форта. Места здесь всегда были неспокойные, опасные. Королевская власть сюда еще не добралась, и бароны резали друг друга почем зря. Будто голодные крысы, пытаясь урвать кусок земли побольше. Гронхайм, которому принадлежали все эти леса и даже горные склоны чуть восточнее, выстроил форт. Здесь находился постоялый двор для тех, кто проезжал через перевал, а гарнизон был достаточно велик, чтобы охранять тракт, вместе с границей владений барона, которая в те времена аккурат по нему и проходила.

После нудной службы в баронском замке меня отправили сюда — так сказать, на передний рубеж — за дерзкое поведение и пьянство. Тут жизнь медом не казалась: целых два года мы охотились на разбойников, промышлявших в этих краях, охраняли торговые караваны, сопровождая их до крепости алхимиков, а иногда и дальше. Пару раз нас посылали усмирять мятежи в деревеньках. Годы выдались голодные. Гронхайм, будучи жадным дураком, только повысил налог. Ну, крестьяне и возмущались. Да нет, ничего серьезного, просто вешали баронских посланников, а мужики помоложе брали вилы и уходили на тракт промышлять. Деревеньки те мы пожгли, тех, кто сопротивлялся, перебили, а остальных вязали и отправляли в Красные каменоломни — единственное место, которое в те годы приносило барону доход.

Отрядом моим командовал один из этих, красно-черных, без лица которые. Слышали, наверное? Про них давно уже ни слуху ни духу. Сектанты. В те времена они назывались Погонщики Теней, их здорово прижали в Королевствах. Вдоль всех дорог, говорят, висели. А здесь, в пограничных землях, их не трогали, побаивались — до королевских властей далеко. Вот колдуны и осели, прижились. Говорили, будто бы они поклонялись демону по имени Вороний Отец, и даже приносили ему человеческие жертвы. Гронхайм, хоть был дурак, сразу смекнул, что таких людей нужно использовать. Нанял нескольких из них себе на службу. Уж не знаю, что он им там наобещал, ведь, по слухам, деньгами они не очень интересовались. Вот один из них как раз служил у нас, здесь. Звали его… кажется, Аргрим… или что-то в этом роде.