Эпоха крестовых походов и ее герои - [50]

В Иерусалиме и Антиохии, впоследствии в Акре и на Кипре, где с падением Иерусалима собрались остатки заморской аристократии, мы встречаем типы, каких вовсе не знала старая Европа. Мы видим баронов, славных рождением, подвигами, богатствами, цвет восточного христианства, которые всю жизнь, подобно законоведам по профессии, предаются изучению и применению ассиз и своей юридической опытностью и ученостью, победами в словесных турнирах, ухищренным своим крючкотворством добывают не меньше славы, чем военными триумфами и аристократическими титулами.

В воспоминаниях остроумнейшего из этих баронов-сутяг Филиппа Наваррского проходит блестящая плеяда его учителей и товарищей: Жан и Жак Ибеленские; Жоффруа, барон Сидона; Рауль, сеньор Тивериады. Он живо изображает юридическую манию, «наклонность, род недуга», которой они были одержимы и которая не оставляла их даже среди опасностей битвы. «Мессир Рауль Тивериадский спал плохо», бессонными ночами заставлял Филиппа читать себе вслух и сам много рассказывал «об обычаях и ассизах иерусалимских», настаивая, чтобы Филипп запоминал все, что имело к ним отношение. Сир Бейрута Баллиан III славился своим мужеством и бесстрашием. «Римская древность не знала более безупречного бойца», — говорит Филипп Наваррский. Узнав во время осады Серина в 1232 году, что три его сына, цвет семьи и надежда всего заморского христианства, ранены, он «испустил из груди своей возглас печали»: «О, зачем я не вспомнил ассизу, которую установил король Амори!» Согласно забытой сиром ассизе, дети вассала не должны следовать за сюзереном отца дальше, чем на день конской езды.

Изощренная память заморских баронов хранила огромное количество прецедентов и ассиз, и просто удивительно, что за все время существования Иерусалимского королевства они не оформились в текст, доступный всем. Объяснение этому, вероятно, следует искать в том, что Высший совет феодалов хотел оставаться своего рода священной коллегией, кастой «сказителей права». Так, Рауль Тивериадский на просьбу короля Амори II помочь ему в систематизации текста ассиз ответил решительным отказом: «В том, что я знаю, я не хочу сравнять с собой какого-нибудь Ремона Ансиома или иного смышленого буржуа, да и вообще грамотного человека худого рода». Только после падения Иерусалима в Акре и на Кипре решатся родовитые юрисконсульты записать свой кодекс и обнаружить устои общества, которое уже было смертельно ранено и обречено на гибель.

Для сохранения и расширения христианской Палестины возможностей одного только государства было недостаточно.

Поэтому стали возникать и другие организованные силы, призванные прежде всего помогать тем, кто стремился в Палестину «во имя любовной жажды видеть». Для их защиты на трудных и опасных дорогах, для их устройства в чужой стране, а также для помощи светскому рыцарству в охране границ Палестины стали создаваться духовно-рыцарские ордена.

Первый из них — орден госпитальеров[70] — возник как благотворительное братство. Скромно было его начало. Между 1070–1080 годами, когда Палестина подверглась нашествиям сельджуков, купец из итальянского Амальфи Панталеоне Мауро создал в Антиохии и Иерусалиме приюты для неимущих и больных соотечественников, приходивших поклониться Святой земле. Эти приюты утратили свой узконациональный характер, когда крестоносцы овладели Палестиной. Рядом с госпиталем Мауро вырос поглотивший его госпиталь, названный по имени антиохийского патриарха VII века Иоанна Милостивого. Он и послужил основой для создания ордена, который вскоре широко распространил свою деятельность.

Звали основателя нового братства Жераром, и это едва ли не все, что о нем известно. Устав ордена был утвержден папой римским Пасхалием II в 1113 году. Из буллы папы ясно, что к этому времени госпитальерами уже была создана сеть приютов: Сен-Жиль во Франции, Компостелло в Испании, Асти, Пиза, Отранто, Мессина и Тарент в Италии. Идея Жерара была проста и смела до грандиозности, если иметь в виду тогдашние условия. В тех местах, где скапливались путники в Святую землю, где они садились на корабли, братство создавало странноприимные дома, при которых были переводчики и лекари; кроме того, паломникам иногда обеспечивалось сопровождение в пути.

В своей первой фазе орден госпитальеров был свободным братством «слуг бедняков», которых члены ордена, однако, именовали «своими господами». Сами госпитальеры приносили обет бедности, целомудрия и послушания, но при этом они в любой момент могли покинуть орден. Только булла Иннокентия II в 1137 году, идя, по-видимому, навстречу желаниям руководителей братства, установила правило, что без согласия братьев и магистра ордена вступивший в него не может из него выйти. Так в братство внесен был момент строгой дисциплины. Одновременно был создан институт добровольных жертвователей на нужды ордена и собратьев: все миряне, оказавшие помощь ордену, получали некоторые привилегии. В 50-х годах XII века, уже при преемнике Жерара магистре Раймунде де Пюи, госпитальеры примерили на себя — вероятно, под влиянием тамплиеров — роль военного ордена. Де Пюи предложил помощь королю Балдуину II в его борьбе с неверными, и с этого времени госпитальеры принимали участие во всех серьезных сражениях, что привело к их разделению на братьев-воинов и братьев-лекарей.