Эпоха крестовых походов и ее герои - [40]

Влияние Клюни проявилось, впрочем, не только в неопределенном рассеянии религиозной энергии, но и в создании «союзов мира», общее руководство которыми взяли на себя папы. Заменяя государство, которого не существовало, церковь стремилась к обузданию насильнических инстинктов благородного класса, для которого война была развлечением. Смысл «союзов мира» был в том, чтобы оградить от бед, которые несли частные войны феодалов, определенные категории лиц. Каждый вступавший в такой союз давал обет исполнять его установления и подтверждал прочность обета клятвой, собственноручной записью, выдачей заложников. В церковные праздники, постные дни и периоды сельских работ люди, поставленные под покровительство церкви, защищались «Божьим миром», нарушение которого каралось церковным отлучением, а впоследствии — мирскими законами. Неприкосновенность также обеспечивалась родным и имуществу паломников, которые отправились к святым местам, и воинам, воюющим за Божье дело.

Только призыв к общему миру на Западе сделал возможным Первый крестовый поход. Уходившие должны были быть спокойными за судьбу остающихся. Положения «Божия мира» были подтверждены с большей, чем когда бы то ни было, торжественностью на соборах, созывавшихся в последние десятилетия XI века, и это не случайное совпадение: Европа собиралась с силами, чувствуя грозного врага в усиливающемся исламе. Запад переживал и по-своему оценивал вести о том, что турки-сельджуки овладели Сирией и омывающими ее морями, наконец, о том, что они вступили в Иерусалим, — и в эти же годы из Византии прибывали посольства с просьбами о помощи против турецкой угрозы. Уже Григорий VII, бывший папой в 1073–1085 годах, готовился вести ополчения на Восток и ради этого даже хотел прекратить свой спор с Византийской империей. Но мысль эта потонула в конфликте с императором Генрихом IV[58].

Глава II Первый крестовый поход

Первому крестовому походу в значительной мере способствовала агитация, которую планомерно развивала в 90-х годах XI века Римская курия. Наконец на соборе в Пьяченце, в начале марта 1095 года, папа Урбан II обратился с первым призывом помочь восточным христианам, а затем все лето того же года он, сам француз по происхождению и клюнийский монах, с тем же призывом странствовал по Южной Франции, и прежде всего по ее «клюнийским» территориям. Подготовив таким образом паству, 18 ноября в Клермоне собрали собор, который подтвердил обязательность для всех христиан «мира Божия», а затем папа появился на открытой равнине близ города и, обращаясь к огромному множеству уже подготовленных и наэлектризованных слушателей, произнес знаменитую речь, на которую народ ответил криком: «Так хочет Бог!» Адемар, епископ Пюи, тут же преклонил колена и просил папу благословить его на поход. Тысячи народа последовали его примеру. Знаком вступления в «святое воинство» был объявлен красный крест, нашивавшийся на правое плечо.

Четыре хроникера пересказали нам речь Урбана II, и у каждого она звучит несколько по-своему. Скорбью об унижении Святой земли, поругании Иерусалима, святого места паломничеств, горит при передаче этой речи сердце смиренного Бодри, епископа Дольского. Именно это чувство было преобладающим у рядового человека крестоносной среды. Гиберт Новигенский дорожит в папской речи мыслью об избранничестве народов Запада, и особенно французов, которым дано совершить дело, преданное Израилем и выпавшее из рук людей Востока. Он подчеркивает в своих комментариях, что само папство всегда было сильно поддержкой Франции и что Урбан II — француз и клюнийский монах. У Фульхерия Шартрского нашли отражение соображения папы о долге вселенского братства, о подвиге, который должен заставить весь христианский мир забыть свои раздоры: «Вы, притеснители сирот, вы, грабители вдов, убийцы и клятвопреступники, похитители чужого права! Как вороны, чующие трупы издали, вы чуете и подстерегаете битвы… Послушайте нашего совета, бросьте этот меч, спешите на защиту восточной церкви, удержите руку от братоубийства и встаньте вместе против чужих». За целью возвращения Иерусалима таким образом выдвигается цель спасения от гибели восточных церквей, свободного единения с ними в акте братской помощи. Хроникер Сигеберт из Жамблу чертит картину движения западного мира, которому «прозвучала Божья труба», в духе идеального представления о смысле крестоносного действа: «Западные народы… в несметном числе… герцоги, графы, магнаты, знатные и незнатные, богатые и бедные, свободные и рабы, епископы, клирики, монахи, старики и юноши, а также юноши и девушки, все в едином порыве, без всякого принуждения, стекаются отовсюду — из Испании, Прованса, Аквитании, Британии, Шотландии, Англии, Нормандии, Франции, Лотарингии, Бургундии, Германии, Ломбардии, Апулии и других стран; отмеченные и вооруженные доблестью и знаком святого креста, они готовятся отомстить за обиды Божьи врагам христианского имени».

За этим хором, правда, звучали и скептические голоса; эти голоса «высмеивали проходящие через их землю отряды конницы, пехоты, толпы поселян, группы женщин и детей», считая, что они «находятся в бреду», «поражены неслыханной глупостью». Но их было немного. Вокруг царил небывалый энтузиазм. «Содеянное Богом дивно явилось нашим очам. Чудесной благодатью Божией столь многочисленные члены тела Христова, разнящиеся по языку и народности, сливались в одно тело, одно царство, с единым царем — Христом». Эккехарт из Ауры описывает человека, «который, услышав во сне кантику “Радуюсь” и пение аллилуйи, сам стал подпевать голосам поющих и проснулся, одушевленный таким жаром паломничества, что не нашел в себе покоя, пока не двинулся в путь к местам, где ходили ноги Спасителя». Больные, умиравшие в эти дни, ложились крестом на смертном своем ложе с головой, обращенной к востоку. Этьен Бурбонский свидетельствует, что лица умерших крестоносцев улыбались. Движение было поистине стихийным. Люди «заражали друг друга».