Эпоха бедствий - [28]

А сейчас, когда до рассвета оставалось менее полуоборота клепсидры, Даманхур был зол, из носа у него капало, халат похрустывал при каждом движении, благо повелитель заметил, что на нем почему-то осело куда больше инея, нежели на воинах стражи, ночевавших поодаль у костра, или на незаменимом Энареке. Дейвани поражал своего господина клокочущей энергией и работоспособностью, спал очень мало, от силы от полуночи до окончания часа Волка, и не переставал трудиться.

Энарек обладал бесценным талантом устраивать любые дела наилучшим образом. Когда эскорт правителя Саккарема выезжал из Дангары, Энарек лично переговорил с наследником Абу-Бахром, собрал лучших гонцов, обозначил на карте пустыни точки, куда надлежало стремиться посланникам, усаженным на самых быстрых коней, дабы путешествующий в Меддаи шад постоянно находился в курсе всех дел, два раза в день получая донесения от войска и разрозненных саккаремских отрядов, еще сопротивляющихся в Междуречье. Гонцов подбирали из самых преданных людей - Энарек приказал им в случае угрозы пленения принять мгновенно действующий яд и снабдил склянками с отравой. Никто, кроме союзников Даманхура, не должен узнать, куда и по какому пути направляется шад. Разумеется, охрану правителя Саккарема составляли лучшие конные гвардейцы и личные телохранители, но что произойдет, если на сотню воинов стражи навалится полный тумен степняков?

Пока что предосторожности Энарека себя оправдывали. Во-первых, мергейты еще не успели переправить значительную часть войск из Междуречья на закат, к порубежью Халисуна, во-вторых, отряд, везший с собой изрядный запас воды и пищи (пускай и самой скромной), обходил известные оазисы, передвигаясь только от одного колодца к другому, - проводники-джайды, исходившие всю пустыню от края до края и ориентировавшиеся в ней не хуже, чем любой придворный - во дворце шада, знали источники, в местоположение которых посвящались лишь кочевники Альбакана. Пришедшие с далекого восхода мергейты за сотню лет не смогли бы обнаружить скрытые родники, а уж тем более выследить отряд.

- Энарек! - слабым голосом позвал шад и откашлялся. Несколько холодных ночей и постоянное напряжение дали о себе знать в виде тяжелой простуды. Энарек, ты где?

- Господин? - Глава государственного совета, как всегда тихо, вынырнул из сумеречного полумрака. Выглядел он более чем бодро. - Что угодно царственному?

- Умоляю, не называй меня этим аррантским словом! Говори проще. - Даманхур поморщился и снова закашлялся. - Как думаешь, что мы видели ночью?

- Знамение? - пожал плечами Энарек. - Грозу? Необычное природное явление? Можно долго предполагать, царств... извини, повелитель.

- А вдобавок, - сварливо заметил шад, - сполохи пожара, хоть и небольшого, какие-то искры, кружащие над горизонтом... Мне это не нравится.

- Меддаи неприступен, - спокойно и участливо заметил дейвани. - Не потому, что его обороняют стены или великая армия. Неприступна божественная сила Предвечного, обитающая в Священном городе.

В том, что помянутая первейшим помощником шада божественная сила являла себя вскоре после полуночи, сомнений не оставалось: небо на полуночном восходе расцветилось лентами и кольцами зеленого огня, изредка вспыхивали изумрудные молнии... До Меддаи оставалось совсем немного - от силы четыре нардарские лиги, и любому становилось ясно: удивительное представление, развернувшееся в звездных небесах, происходит именно над городом Провозвестника. Но почему тогда многие заметили сполохи обычного огня, отчего охранников шада (да и его самого отчасти) в самый глубокий час ночи поразил неясный, но тревожащий страх? Почему над изрезанной песчаными волнами равниной Альбакана летел отдаленный волчий вой, причем не тоскливый, а радостный?

Даманхур уже собирался засыпать Энарека градом безответных вопросов, но дейвани первым нарушил молчание:

- Тебе не кажется. Повелитель, что, когда мы приедем в Меддаи, мудрейший аттали Касар эт-Убаийяд сам поведает обо всем? К чему терзаться горестными мыслями и пустыми измышлениями? Уверен, Меддаи по-прежнему стоит на месте, а над Золотым храмом возносятся благовонные курения, встречающие рассвет. Энарек как бы невзначай посмотрел влево, туда, где разгорался солнечный костер, прогоняя в сторону океана черноту ночи.

- Раз так, - Даманхур поискал в карманах халата шелковый платочек, но, не обнаружив, шумно высморкался на песок, - поднимаемся и едем. По-моему, эта ночь была самой холодной.

- Я тоже так считаю, - согласился управитель государства. - И холод бы какой-то... необычный.

Послышались резкие приказы десятников, установленные на ночь шатры были свернуты, несколько разведчиков-джайдов ускакали вперед - смотреть за дорогой. Лошади вздрагивали и недовольно фыркали. Телохранители Даманхура, как всегда молча, выстроили конный круг, защищая повелителя. Неподалеку ехал с непреходяще мрачным выражением на лице Асверус Лаур, по-прежнему сохранявший высокий статус посла Нардарского конисата при особе шада. Даманхур полагал, что нардарец до сих пор не может прийти в себя после смерти брата, а саккаремцев сторонится потому, что они для него чужие, хоть и союзники.