Эпилог: Сказаны последние слова - [14]

Он указал на статую и она почтительно рассмотрела ее. Статуя сделала Акемайн выглядящей такой же мрачной и неподвижной как и остальные, но ее дневники — то немногое, что Дералайн смогла понять — рисовали женщину много более живую и любящую. Там были стихи.

— Я сомневаюсь, что она очень похожа. — сказал ее дед. — Во всяком случае — не по внешности, По всем записям — она была очень маленькой, бледной и часто болела. Но ее дух — вот он был камнем, и именно это отражает статуя.

Вскоре после этого разговора она увидела плавающие в воздухе огоньки и призрака, который собирал их.

Она еще не забиралась так глубоко. Большой храмовый зал был самым дальним местом, где она уже была. Но Широхида была построена в горах, и поднимаясь высоко в небеса, она также уходила глубоко под землю; как одним целым из земли и неба были и сами Клинки Ветра.

Здесь было темно и даже в ровном сиянии ее светящегося шарика она могла видеть не дальше чем прямо перед собой. Все же она продолжала идти, и когда она услышала тихое пение — первой ее мыслью было, что это всего лишь эхо или просто ее воображение.

Потом она вошла в зал и увидела призрака.

Он не был минбарцем. Она не знала, кем он был, потому что никогда прежде ничего подобного не видела. Кожа его была серой, как подметка, а глубоко в высоком лбу был расположен третий глаз.

Повсюду вокруг него плавали маленькие сгустки света. В его руке покоилась сфера, внутри которой свивались и танцевали светящиеся пятна.

Он смотрел на нее.

— Дитя идет. — сказал он сухим. хриплым, низким голосом. — Десятилетия и десятилетия я ждал возвращения ребенка, а вернулся ли также наследник? Здесь ли спаситель Голгофы, вернувшийся к родовому трону, вновь требовать свое наследство?

Голос был завораживающим, удивляющим и пугающим — как и все здесь. Она могла лишь безмолвно глядеть на чужака.

— Я задал вопрос, дитя. Ребенок не понимает? Его рот не может открыться, его сердце молчит? Здесь ли спаситель Голгофы?

— Я... я не понимаю о чем вы. — наконец сказала она. — Мой дедушка здесь. Он наверху.

— А есть ли у него имя, дитя?

— Я... да, да. Его зовут Парлэйн.

— Ахх... как было обещано. Если я прождал достаточно долго, следя и выжидая в компании одних лишь душ, и памяти о Истоке в поддержку, то значит вернется и спаситель. Камень умеет терпеть, а он более подобен камню, чем я. Я вижу так много в тебе от воздуха, дитя, так много от эфира — движение и изменчивость... Но он есть камень, неподвижный и терпеливый. В тебе мало от его крови, верно. Мало, но быть может достаточно, и быть может — больше в твоих детях, верно?

— Я... у меня нет никаких детей.

— Ты мать для судьбы большей, чем можешь узнать, дитя. Он знает это, как знаю я, как знают и твои враги.

— У меня нет врагов.

— У ребенка их больше, чем он знает. Враги ее матери, и матери ее матери, и отца матери ее матери. Да, особенно его. С кем заключил сделку он, ибо он был спасителем. Мы блюдем сделки, ибо мы камень, и камень помнит. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к стражу будущего.

— Ты не настоящий. — прошептала она. — Ты просто еще один призрак.

— А дитя много знает о призраках, не так ли? Я знаю. Спаситель также знает. Он пришел в нужное место за призраками. Здесь так много их, и величайший призрак из всех остался в смерти, огне и памяти. Да, этот призрак действительно хорошо помнит пламя. Проведи меня к спасителю, дитя. Проведи меня к призраку камня.

Дералайн стала медленно отступать, потом она уронила светильник и просто побежала, слыша шаги за спиной; она не помнила дороги обратно, но все равно продолжала бежать, слыша шаги позади, следующие за ней, вторящие эхом ее неистовому бегству.

Наконец она добралась до места, которое могла узнать, и помчалась к большому залу, где, как она помнила, могла найти деда. Он был там, сидевший в медитации перед одной из пустых ниш. Она просто упала перед ним, испуганная и обессиленная. Когда она оглянулась, со страхом и обреченностью в глазах, то увидела, что призрак последовал за ней, и на его тонких губах играет улыбка, а его третий глаз сияет демоническим огнем.

* * *

Несколько следующих часов прошли смутно. Тело унесли прочь, маленькую хижину тщательно осмотрели — и начался бесконечный поток вопросов. Рейнджер за Рейнджером приходили говорить с Джеком. Одни были тихими и вежливыми, другие — настойчивыми и грозными. Сейчас он искренне был уверен, что его обвиняют в случившемся.

Нет, он не знал Декстера Смита до вчерашнего вечера.

Да, он только вчера прилетел на Казоми-7

Нет, он никак не связан со смертью Декстера Смита.

Да, его уже арестовывали раньше, но это была ошибка, и она уже разрешилась.

Нет, он не находится в розыске,

Да, конечно у него подлинные ИД–карты.

Нет, он ничего не вез контрабандой.

Да, он будет счастлив помочь, и уже помогает.

Нет, он не сердится.

И так далее и так далее....

Наконец, еще один Рейнджер пришел расспрашивать его, но этот был особенный. Он был нарном — большим чем обычный нарн, или просто казался большим. Комната точно стала меньше, когда он оказался рядом. Черт, планета казалась меньше, когда он был поблизости.