Эпик Московского уезда - [8]

Любимым местом для обмена новостями и мнениями являлся ресторан на Гиреевском проспекте, где праздная публика весело проводила время. Это был большой дом, первый этаж которого, практически полностью, занимали два одинаковых больших зала, заставленные деревянными столами и стульями. На втором этаже находились отдельные кабинеты для желающих уединиться. Во всех помещениях было чистенько, столы застелены скатертями, сделанными из той же материи, что и занавески на окнах. Атмосфера располагала к приятному времяпрепровождению, и народу в заведении всегда хватало. Разных общественных сословий и разного достатка.

Здесь можно было услышать и увидеть примерно такой разговор…

— Я вам говорю, Штольцен у них голова, — громким шёпотом сообщал толстый господин в полосатой жилетке, из кармана которой торчала золотая цепочка от часов. — Телеграфист — руки, а урядник — ноги.

— Что же это вы их прямо на части расчленили? — ответствовал другой, сухощавый, в плотно застёгнутом мундире и с моноклем на правом глазу. — Если пользоваться вашей терминологией, я бы сказал по-другому: Штольцен — это сердце, телеграфист — голова, а Купавин — и руки, и ноги.

— Будет вам, ей Богу. Какая разница: кто на что похож. Главное, что у них ловко получается, — третий собеседник носил большую окладистую бороду, расчёсанную на две стороны, которой в данный момент и возил в салате «Оливье», так как нагнулся низко над столом.

Да, дорогой читатель, в том самом знаменитом на всю Москву салате «Оливье». Хотя, конечно, не совсем в том. Настоящий салат «Оливье» делался только в одном месте: в популярном трактире «Эрмитаж» на Трубной площади и нигде более. Всё остальное — попытки подделать оригинал. И попытки неудачные.

— Тут я с вами согласен. Все трое друг друга прекрасно дополняют, — кивнула полосатая жилетка. — Как-то всё у них само собой по местам расставляется.

— И заметьте, господа, — борода снова ринулась в салат, — Практически всегда с положительным результатом. Не везунчики ли. Положительно, я удивляюсь.

— Не надо торопиться, — скептически сказал монокль. — Втроём они работают не так уж давно, поглядим, что будет дальше. Вся ответственность лежит, естественно, на приставе. Если случиться осечка, то его погоны под ударом. Рябичкин вообще служащий телеграфа, а с урядника какой спрос — его задача за преступниками бегать.

Все трое помолчали, потом жилетка сказала:

— Давайте-ка лучше водочки выпьем. А? «Слёзы вдовы Поповой» я очень уважаю. За здоровье полицейских чинов.

Рука его потянулась к наполовину опорожнённой четвертной бутыли водки, стоящей посередине стола…

Не будем им мешать. Выйдем потихонечку из ресторана на крыльцо и отправимся по следам наших детективов.

3

… К тому времени, когда Рябичкин и Купавин добрались до места происшествия, врач, фотограф и лекарский ученик были уже там. Коляска, на которой они приехали, стояла перед главным входом на участок. Рядом с ней собралась большая толпа зевак со всех краёв посёлка. Это, как всегда, были одни и те же люди, собирающиеся на все происшествия в Новогиреево. Любопытство и тайная радость, что это произошло с другими, полностью завладевало слабыми душами. Как только известие о каком-либо новом случае распространялось по посёлку, они тотчас неслись со всех ног. Жаль их. Эти люди и не догадывались, что у человека может существовать иная, духовная жизнь и ему по силам самому создавать события окружающего мира.

Становой пристав отрядил к главной калитке охранника, и тот не давал любопытным пройти на территорию дачи. Публике не оставалось ничего другого кроме как заглядывать за его спину и пытаться увидеть хоть что-нибудь.

Пробившись сквозь толпу, урядник и телеграфист вошли в дом. В руках у Рябичкина был небольшой чемоданчик с инструментом. Нёс он его, как новорожденного ребёнка, бережно и гордо. Гордиться действительно было чем — такого набора инструментов и химикатов не существовало более нигде в России. Он был уникален, ведь при его создании Алексей пользовался не только традиционными достижениями криминалистики, но и собственной смекалкой и обширными знаниями во многих областях науки. Митрофан Васильевич старался не уступать и тоже вышагивал важной походкой, так как считал чемоданчик их общим достижением и старался быть с ним, что называется — «в одном кадре». Хотя, конечно, даже само слово криминалистика было для него сродни китайским иероглифам. Но Купавин, как человек опытный, умел скрывать своё незнание за многозначительным молчанием.

Алексей же хорошо знал этот новомодный термин и много раз перечитал книжку одного следователя из Австрии, который и ввёл его в научное употребление. Труд назывался: «Руководство для судебных следователей, чинов жандармерии и полиции».

Основной причиной возникновения новой науки явилось появление в крупнейших развитых странах организованной преступности. Бороться с ней правоохранительным органам стало гораздо труднее, и без использования специальных знаний сделать это было практически невозможно. Сбор вещественных доказательств теперь опирался на знания других наук: химии, физики, баллистики и, конечно, медицины. И в России стали появляться судебные медики, специализирующиеся на использовании особых свойств крови или исследовании волос. Рябичкин старался не отставать от прогресса и ездил в Москву посещать научные библиотеки. Любопытство продолжало вести его по жизни.