Енисей - река сибирская - [78]

Кругом лежал ослепительно белый снег. Дул резкий, холодный ветер. Город виднелся далеко внизу; там, наверное, сейчас было тепло.

Вокруг нас стояли мощные машины — экскаваторы, похожие на ископаемых с поднятыми хоботами. Под один из таких экскаваторов приехавший вместе со мной инженер и заставил меня спрятаться.

— Внимание! — сказал он. — Сейчас…

И тут метров за триста от нас вдруг поднялась в воздух клубящаяся сплошная завеса из камней, дыма и пыли. Ухнул такой взрыв, что ушам стало больно, а экскаватор, под которым мы спрятались, задрожал. Через минуту вокруг зацокали осколки камня, заброшенные сюда взрывом.

— Здесь, под нами, — объяснил мне инженер, — на глубине десятков метров, лежит руда. Мы решили не рыть подземные ходы, а снять слой земли, которым руда прикрыта. Как это делается, вы только что видели. Этим взрывом раздроблено и сброшено в сторону полмиллиона тонн породы. Такими взрывами мы снимаем земляную крышу и будем брать руду прямо с поверхности.

Пока он объяснял все это, экскаваторы тяжело поползли вперед. Они должны были захватывать своими ковшами-хоботами раздробленный камень и грузить его в вагончики.

Когда уйдет короткое лето и долгую полярную ночь солнце не будет показываться над землей, во всех домах и на улицах заполярного города зажгутся электрические лампочки. Здесь пурга наметает такие сугробы, о которых в других местах и понятия не имеют: высотой с двухэтажный дом. В черном небе переливается, дрожит северное сияние. На сотни километров вокруг города лежит безжизненная снежная пустыня, по которой пробираются на своих быстроногих оленях охотники. Стужа наступает на город, грозя заморозить, засыпать снегом, истребить все живое.

Но не страшны ее угрозы городу на семидесятой параллели. Над тундрой спешат к нему самолеты, и летчики еще издали видят множество огней, рассеивающих мрак, озаряющих края низко плывущих облаков, видят снежный город, светлый город.

Пусть воет пурга, пусть лютует мороз! На клочке отвоеванной у тундры земли мужественные советские люди живут, трудятся, строят. Вспомните об их трудовой вахте, когда увидите на карте кружок, около которого написано… Впрочем, посмотрите на карту и прочтите сами надпись около этого кружка, восточнее Дудинки, недалеко от берега Енисея.

ГЛАВА ХIII. ДЕЛЬТА

В безыменной бухте. — Карта дельты. — Рыбное царство. — О рыбаках, рыбе и рыбоведе. — Деревья-лилипуты. — Тундра весной, — "Белые клыки" Таймыра. — Пути кочевий. — Оленегонная лайка. — Бреховский архипелаг. — Цифры гидрографа. — Гигантские теплопроводы Заполярья.

Ветер, начавшийся в полдень, и не подумал утихомириться к ночи. Напротив, он все крепчал и крепчал. Наш бот заблаговременно скользнул в небольшую бухту, чтобы переждать здесь непогоду. Правда, угрюмый мысок, который должен был защищать его от порывов ветра, плохо справлялся со своими обязанностями, и нас изрядно качало; но все же здесь было спокойнее, чем в открытом плесе Енисея.

Всю ночь в борта сильно плескалась волна, ветер временами принимался противно завывать в каких-то щелях, кругом все поскрипывало, потрескивало, — одним словом, бот "разговаривал", жалуясь на шторм. Засыпая, я думал о том, что ветер летит к нам с океана и, возможно, где-нибудь отважный экипаж борется за жизнь, матросы скользят по обледеневшей палубе, а радист лихорадочно стучит ключом, сообщая миру координаты терпящего бедствие корабля.

Проснулся я от очень знакомого звука:

— Ку-ку-реку!

"Не может быть! Откуда тут взяться петуху?" мелькнуло у меня в сознании. Но петух закричал вторично. Окончательно стряхнув сон, я вспомнил про ящики на корме. Там были подарки для рыбаков. Очевидно, самый горластый подарок и разбудил меня спозаранку.

Я оделся и вышел на палубу. Брр! Ну и погодка! В лицо хлестал косой дождь. Вода, небо, берег — все было серым и тусклым. Снова закричал петух: вот, мол, пусть бот прыгает на волнах, пусть мы в незнакомом месте — мое делю кукарекать…

На мостике никого не было. Вахтенный в торчащем коробом брезентовом дождевике, угрюмо нахохлившись, грелся в рубке. Я поспешил юркнуть туда же. Ветер сердито захлопнул за мной дверь.

Перед вахтенным лежали "Судовой журнал промыслового бота "Бурный" и морская карта.

— Барометр вверх пошел, — сказал вахтенный, — а перемены что-то не видно. В такую погоду с якоря не снимешься.

Он закурил папиросу и уставился на стекло рубки, по которому, обгоняя друг друга, бежали бесчисленные струйки дождя.

Я принялся рассматривать карту. На ней были изображены дельта Енисея и Енисейский залив, которые нашему "Бурному" предстояло пройти по пути к острову Диксон.

Итак, где Дудинка? Вот она. Мы покинули ее позавчера. Я едва успел вернуться к отплытию "Бурного" из города в тундре. Вот на правом берегу, недалеко от Дудинки, кружок Усть-Енисейского порта. Мы прошли мимо этого места, не останавливаясь, и я успел лишь разглядеть строения большого консервного завода. От Усть-Енисейского порта началась дельта великой реки. Вчера мы вступили в нее.

— Как называется бухта, где мы теперь находимся?

Вахтенный склонился над картой.

— Вот эта бухта, — сказал он. — А названия она не имеет. Просто так, безыменная бухта.