Енисей - река сибирская - [17]

"Ленин внимательно изучал сибирскую деревню, ее быт, положение крестьянства. Пригодилось и полученное им юридическое образование. Ленин быстро завоевал авторитет среди крестьян, помогая им защищать свои права против произвола местных властей и богатеев".

Надежда Константиновна вспоминает, как Владимир Ильич "помог одному рабочему, выгнанному с приисков, выиграть дело против золотопромышленника. Весть об этом выигранном деле быстро разнеслась среди крестьян. Приходили мужики и бабы и излагали свои беды… Часто достаточно было угрозы обижаемого, что он пожалуется Ульянову, чтобы обидчик уступил".

"Был у Владимира Ильича, — вспоминает Надежда Константиновна, — один знакомый крестьянин, которого он очень любил, Журавлев… Владимир Ильич говорил про него, что он по природе революционер, протестант. Журавлев смело выступал против богатеев, не мирился ни с какой несправедливостью…

Другой знакомый Ильича был бедняк, с ним Владимир Ильич часто ходил на охоту. Это был самый немудрый мужичонка — Сосипатычем его звали; он, впрочем, очень хорошо относился к Владимиру Ильичу и дарил ему всякую всячину: то журавля, то кедровых шишек".

Полиция следила за Владимиром Ильичем. Однажды к Ленину нагрянули жандармы и произвели внезапный обыск. Благодаря предусмотрительности и находчивости Ленина обыск не дал никаких результатов.

Вот как описывает это событие Надежда Константиновна:

"По старой питерской привычке нелегальщину и нелегальную переписку мы держали особо. Правда, она лежала, на нижней полке шкапа. Владимир Ильич подсунул жандармам стул, чтобы они начали обыск с верхних полок, где стояли разные статистические сборники, — и они так умаялись, что нижнюю полку и смотреть не стали…"

* * *

"Прекрасный товарищ, веселый человек, с живым и неутомимым интересом ко всему в мире, с поразительно мягким отношением к людям" — так писал о Владимире Ильиче Горький. Великого писателя восхищали в великом вожде не только нечеловеческая работоспособность, но и азарт юности, исключительная бодрость духа, умение смеяться по-детски, до слез, захлебываясь смехом.

"Напряженно работая, Ленин умел и отдыхать. Он любил большие прогулки, был страстным охотником, с увлечением играл в шахматы и катался на коньках. Он перечитывал Пушкина, Лермонтова, Некрасова и других классиков русской литературы, которых прекрасно знал и очень любил".

О своем увлечении охотой Владимир Ильич не раз упоминает в письмах из Шушенского.

"Как только вывернется хороший осенний денек (а они здесь нынешний год не редки), так я беру ружье и отправляюсь бродить по лесу и по полям", пишет Владимир Ильич матери, а в другом письме дает картину сибирской природы:

"На этих днях здесь была сильнейшая "погода", как говорят сибиряки, называя "погодой" ветер, дующий из-за Енисея, с запада, холодный и сильный, как вихрь. Весной всегда бывают здесь вихри, ломающие заборы, крыши и пр. Я был на охоте и ходил в эти дни по бору, — так при мне вихрь ломал громаднейшие березы и сосны".

Владимира Ильича не смущали ночевки в лесу, в шалаше, обложенном дерном. Он ходил с ружьем на Дупелиное болото, к берегу Енисея, где на песчаном косогоре шумели сосны, переплывал на заросший тальником Кукушкин остров, поднимался на предгорье Гладкого хребта.

Иногда его видели на маленькой пристани Хворостетской, где останавливались редкие пароходы, — в протоку реки, подходившую к селу, их не пускало мелководье.

Вокруг Шушенского особенно много было рыжиков и груздей. Надежда Константиновна в шутку жаловалась, что Владимира Ильича "из лесу не вытащишь, приходит в настоящий "грибной раж".

"Поздней осенью, — вспоминает Надежда Константиновна, — пока не выпал еще снег, но уже замерзли реки, далеко ходили по протоке — каждый камешек, каждая рыбешка видны подо льдом, точно волшебное царство какое-то. А зимой, когда замерзает ртуть в градусниках и реки промерзают до дна, вода идет сверх льда и быстро покрывается ледком, можно было катить на коньках версты по две по гнущейся под ногами наледи. Все это страшно любил Владимир Ильич".

Ленина не страшили сибирские морозы. Еще в одном из первых своих писем по дороге в ссылку он писал матери:

"…Мороз крепкий: больше 20°, но переносится он несравненно легче, чем в России. Я бы не сказал, что здесь 20°. Сибиряки уверяют, что это благодаря "мягкости" воздуха, которая делает мороз гораздо легче переносимым. Весьма правдоподобно".

Владимир Ильич писал из Красноярска, что "окрестности города, по реке Енисею, напоминают не то Жигули, не то виды Швейцарии".

Он любовался красотой Саян, совсем белых, с их снежными шапками. В одном из первых писем из Сибири Владимир Ильич шутливо пишет: "Если я через три с хвостиком недели таким сибиряком стал, что из "России" к себе зову, то что же через три года будет?"

И Надежда Константиновна в письме замечает, что она может "с большим увлечением говорить об Енисее, островах, лесе и т. п.", а в другом месте восклицает: "А за Енисеем чудо как хорошо!"

Даже в годы царской ссылки природа Сибири не казалась суровой или унылой людям бодрого духа и неутомимого интереса к окружающему!