Энеа-типологические структуры личности: Самоанализ для ищущего. - [24]

3. Экзистенциальная психодинамика

В то время как у нас имеются достаточно веские причины считать, что истоки зависти лежат в неудовлетворенной потребности в привязанности в раннем детстве, и хроническое ощущение боли в этом характере можно понять как отголосок боли прошлой, нужно не забывать о том, что это может стать для людей энеа-типа IV ловушкой, где они могут застрять, бесконечно сокрушаясь о прошлом. Кроме того, так как хорошо известно, что ребенок остро нуждается в любви и стремится к ней, преувеличенный обязательный поиск любви в настоящем может рассматриваться как дисфункция и всего лишь мираж приблизительной интерпретации того, что так необходимо взрослому. Именно в этом, а не во внешних поддержке, признании, любви и лежит способность поддержать, признать и любить самого себя, а также возможность ощутить самого себя центром, противопоставленным «эксцентричному» ожиданию добра извне.

Можно рассматривать психологию энеа-типа IV с точки зрения объяснения бытия или сущности, образовавшуюся пустоту стремится «заполнить» зависть, и это, в свою очередь, закрепляется самоуничижением, поиском бытия через любовь и подражанием другим (я подобен Эйнштейну, значит, я существую).

И.Дж.Гоулд, «Призрак внутри тебя», пастель, 12"х12", 1955.

Психология энеа-типа IV сложилось как бы под воздействием принятого на раннем этапе жизни суждения: «Меня не любят, значит, я ничего не стою», и сейчас он добивается собственного признания через любовь, которой когда-то не хватало (люби меня, чтобы я знал, что я чего-то стою), и через процесс самоочистительного искажения - через стремление к чему-то иному, заведомо лучшему и более благородному, чем то, что он или она есть.

Эти процессы саморазрушительны, так как однажды обретенная любовь перестанет цениться («Раз он меня любит, он ничего не стоит»), или, стимулируя невротические претензии, ведет на этой основе к разочарованию и обесцениванию; или, более обобщенно, стремление существовать, подражая стандартам собственного идеала на базе самостремления и слепоты по отношению к ценности своего истинного «я» (так же, как стремление к экстраординарному ведет к отрицанию ординарности). Благодаря этому, энеа-тип IV нуждается, ко всему прочему, в том, чтобы интуитивно проникнуть в эти ловушки, и более, чем другие характеры, он нуждается в самоподдержке: самоподдержке, которая возникает в конечном итоге, в результате осознанного одобрения и чувства собственного достоинства и удовлетворенности жизнью во всех ее формах.

В зависти имеет место патология ценностей, что можно объяснить в свете метафоры (я отыскал ее в «Книге добродетельной любви» Хитского Протоиерея) [18] о собаке, которая несла кость, и, приняв свое отражение в водоеме за другую собаку, несущую более привлекательную кость, погналась за ней, теряя кость, которую несла сама. Можно сказать, что отраженной кости не «существовало» также, как не существует ни идеализированного и ни вызывающего неодобрение собственного имиджа.

Глава пятая Поиск целостности через отчуждение

(Энеа-тип V)

1. Алчность и патологическая отчужденность

В качестве духовной «утраты ориентира» или духовного препятствия алчность, естественно, должна пониматься отцами церкви не только в буквальном смысле, подтверждение чему мы видим в «Рассказе священника» из чоссеровских «Кентерберийских рассказов» - отражении духа того времени: «Алчность - это не только жадность до земель и имущества, иногда это жажда знаний и славы». [19]

Если побуждение гнева - убежать, то побуждение алчности - сдерживаться и удержаться.

В то время как гнев проявляет жадность настойчивым (даже неосознанно) образом, жадность в алчности проявляется только в цепкости. Это хватка из страха, порожденного фантазией, что отпустить - значит пережить катастрофическое опустошение. За этим скрытым импульсом можно видеть желание непременно использовать что-либо в своих целях.

И все же удерживание - это лишь половина психологии энеа-типа V, другая половина - слишком легко сдаваться. Чрезмерное смирение в отношении любви, и особенно, людей компенсируется захватом в тиски самого себя, что может проявляться, а может и не проявляться в стремлении к обладанию, но включает в себя более обобщенно откладывание на потом собственной внутренней жизни, так же, как экономию усилий и ресурсов. Сдерживание и самоконтроль алчности отличается от тех же качеств «гневного» энеа-типа и сопровождается ограниченностью, личность, цепляясь за настоящее, не раскрывается для будущего.

Точно так же, как об испытывающих ярость можно сказать, что они часто не осознают свой гнев, и что гнев - их главное табу, так и об алчных можно сказать, что алчность их неосознанна и что сознательно они могут ощущать каждое действие, направленное на обладание и очерчивание границ как запрещенное. Можно сказать, что алчные внутренне, скорее, одобряют, чем критикуют окружающий мир, но наиболее значительная разница между этими двумя энеа-типами, лежит в противоречии между активной экстравертности первого и интровертности последнего (интровертности думающего энеа-типа, который избегает действия).