Эндер Виггин - [1279]

— Может быть, и нет, — вздохнул Ольядо. — Не в первый раз мы теряем членов своей семьи на службе великому делу.

Он вспомнил знаменитых родителей матери, Ос Венерадос, которым до канонизации теперь остался только год, конечно, если представители Папы смогут когда-нибудь попасть на Лузитанию, чтобы рассмотреть дело. А их настоящий отец, Либо, и его отец — оба умерли еще до того, как дети Новиньи узнали, что они родственники. Все умерли во имя науки — Ос Венерадос в борьбе за обуздание Десколады, Пипо и Либо в попытке понять пеквенинос. Их брат Квим умер как мученик, пытаясь избавить Лузитанию от опасного раскола между людьми и пеквенинос. А теперь Эндер, их приемный отец, умер ради попытки спасти жизнь Джейн, а с ней и сверхсветовые полеты. Если Миро, Эле и Кваре придется умереть в попытке установить отношения с Десколадерами, это будет в семейной традиции.

— Меня интересует, — добавил Ольядо, — почему это мы так и не были призваны умереть ради благородной цели?

— Не знаю, как там насчет благородных целей, — отозвался Грего, — но на нас нацелен вполне реальный флот. И кажется, он хочет, чтобы мы умерли.

Внезапный взрыв активности в компьютерных терминалах дал им понять, что ожидание закончилось.

— Мы соединились с Самоа, — объявил Водная Преграда. — А теперь Мемфис и Путь. Хегира.

Он сделал легкий пируэт, который пеквенинос неизменно исполняли, когда бывали довольны.

— Все они собираются выйти в диалоговый режим. Программа-ищейка их не обнаружила.

— А этого хватит? — спросил Грего. — Корабль сможет совершить еще один полет?

Водная Преграда искусно пожал плечами.

— Узнаем, когда твоя семья вернется домой, разве не так?

— Мама не хочет назначать похороны Эндера, пока они не возвратятся, — объяснил Грето.

При упоминании имени Эндера Водная Преграда сразу потерял интерес.

— А, тот, кто взял Человека в Третью Жизнь, — сказал он. — Но там почти нечего хоронить.

— Я вот думаю, — продолжал Грего, — сколько пройдет времени — дни, недели, месяцы? — до того, как Джейн сможет снова восстановить всю свою мощь, если вообще сможет.

— Не знаю, — безразлично ответил Водная Преграда.

— Воздуха у них только на несколько недель, — напомнил Грего.

— Он не знает, Грего, — вмешался Ольядо.

— Я понимаю, — вздохнул Грего, — но Королева Улья знает. И скажет отцам. Думаю… словечко-то может просочиться.

— Даже Королева Улья не может знать, что случится в будущем, — пожал плечами Ольядо. — Как можно знать заранее, что у Джейн выйдет, а что нет? Мы снова связаны с другими мирами. Некоторые части ядра ее памяти сохранены и снова связаны с сетями анзиблей, хотя бы и исподтишка. Она может найти их. Но может и не найти. А если найдет, их может оказаться достаточно, а может быть, и нет. Но Водная Преграда не знает.

Грего отвернулся.

— Я понимаю, — снова вздохнул он.

— Всем страшно, — в свою очередь вздохнул Ольядо. — Даже Королеве Улья. Никто не хочет умирать.

— Джейн умерла, но не осталась мертвой, — возразил Грего. — А по словам Миро, айю Эндера ушла живой к Питеру, куда-то в другой мир. Королевы ульев умирают, но их память живет в умах их дочерей. Пеквенинос переходят в новую жизнь и живут как деревья.

— Некоторые из нас, — вставил Водная Преграда.

— А как же мы? — спросил Грего. — Нас уничтожат. Какое будет тогда иметь значение, что у кого-то из нас были планы, какое значение будет иметь работа, которую мы выполнили?

Дети, которых мы вырастили? — Он пристально посмотрел на Ольядо. — Какое значение будет тогда иметь твоя большая и счастливая семья, если всех нас в один момент сотрет с лица Земли эта… бомба?

— Ни одно мгновение в жизни моей семьи не прошло зря, — тихо сказал Ольядо.

— Но цель жизни в том, чтобы двигаться дальше, разве не так? Оставить свой след в будущем.

— Да, — кивнул Ольядо, — но только одна из целей. А другая — это настоящий момент, сегодня. А еще одна — создать сеть связей. Связей от души к душе. Если бы целью жизни было просто ее продление, то ничто другое вообще не имело бы значения, потому что в таком случае «сегодня» всегда было бы только предвкушением и подготовкой к «завтра». Но ведь существуют сбывшиеся надежды, Грего. Существует счастье, которое у нас уже есть. Счастье каждого мгновения. Конец нашей жизни, даже если не осталось ничего, чтобы продолжить ее, если нет никаких последователей или потомков, конец жизни не стирает ее начала.

— Но тогда ее нельзя оценить, — возразил Грего. — Если твои дети умерли, вся твоя жизнь — пустое.

— Нет, — спокойно, но твердо сказал Ольядо. — Ты говоришь так потому, что у тебя нет детей, Грегуино. Но ничего не утрачивается. Ребенок, которого ты держал на руках хотя бы единственный день до своей смерти, не пустое, поскольку одного этого дня достаточно для достижения цели самой по себе.

Ты уже отодвинул небытие на час, на день, на неделю, на месяц. И если мы все умрем здесь, на этой маленькой планете, наша смерть не зачеркнет прожитых нами жизней.

Грего покачал головой.

— Нет, ты не прав, Ольядо. Смерть отменяет все.

Ольядо пожал плечами.

— Тогда зачем же ты прикладываешь усилия и что-то пытаешься делать, а, Грего? Ведь ты все равно когда-то умрешь.