Эмпайр Фоллз - [198]

— Сколько у тебя осталось?

Макс достал бумажник и заглянул внутрь, словно ему самому было крайне любопытно, какой суммой он располагает.

— На ланч хватит. Я не жмусь, как некоторые. И не боюсь тратить деньги, когда они у меня есть.

«Поэтому у тебя они так редко водятся», — мог бы прокомментировать Майлз, но перешел к другому вопросу:

— Ладно, папа, что тебя сюда привело?

— Судно «Лайла Дэй» довезло меня до Хилтон-Хед, но там они встали месяца на два, и я сел на автобус до Бостона, потом на другой до Вудс-Хоул, потом на паром — и вот я здесь. — Он ковырнул большим пальцем пятно на рукаве своей куртки. — Моя сумка в камере хранения на верфи.

— Как ты сюда добрался, с этим ясно, — сказал Майлз. — Но ты забыл упомянуть зачем.

— А что, — пожал плечами Макс, — это противозаконно — навестить сына и внучку?

Случалось, и нередко, когда Майлз проголосовал бы за введение такого закона, но пока он должен был согласиться с логикой отца.

— Я подумал, что смогу поднять вам настроение, — продолжил Макс и, поскольку на лице Майлза отразилось сомнение, добавил: — Я умею поднимать людям настроение, знаешь ли. Одно время я даже твоей матери поднимал настроение, хочешь верь, хочешь нет.

— Когда это было?

— До твоего рождения, — не стал врать Макс. — Поначалу у нас с ней было много общего.

— И я все испортил?

— Ну, — протянул Макс, — с твоим появлением лучше не стало, но нет, дело было не в тебе. Совсем нет.

— Тогда в чем?

— Кто знает? — опять пожал плечами отец. — Но я скажу тебе одну вещь, это ужасно, когда хорошая женщина в тебе разочаровывается.

— Мне кое-что об этом известно, — признался Майлз. Кажется, впервые они с отцом откровенничали.

Макс издал губами неприличный звук:

— Кто? Жанин, что ли? Да она родилась несчастной. Как можно сравнивать ее с твоей матерью. Грейс умела радоваться чему угодно, и, если уж на то пошло, это и есть счастье. Повстречай она мужа той женщины, а не меня, все у нее сложилось бы по-другому.

Майлз прятал улыбку. Он и сам пришел к такому же выводу, и было тем более удивительно, что его отец оценивал ситуацию в том же ключе.

— Правда, тогда не было бы тебя.

— Невелика трагедия.

— И Тик тоже.

И Тик тоже. В точку попал.

— Мне бы вас обоих сильно не хватало, — разулыбался Макс. — Особенно ее.

— Если мы сейчас встанем, — Майлз посмотрел на часы, — то как раз успеем встретить ее на остановке автобуса. А потом можешь угостить нас обоих ланчем.

— Да уж, хорошенько поесть тебе точно не повредит, — сказал Макс уже в дверях ресторана. — На сколько фунтов ты похудел с тех пор, как мы последний раз виделись?

— Не знаю. На много, наверное.

— У тебя ведь не рак, правда?

— Нет, только ребенок. Некоторые переживают за своих детей.

— Не воображай, что можешь меня обидеть, потому что не можешь, — заверил Макс, и далеко не в первый раз.

Когда они с отцом шагали к остановке школьного автобуса, Майлзу пришло в голову, что маловероятное событие, которого он так боялся тридцать лет назад, в конце концов произошло: его отец приехал за ним на Мартас-Винъярд.

* * *

Макс сдержал слово, он таки поднял им настроение. Тик всегда была рада деду, а он — ей. За их общением Майлз наблюдал будто завороженный и только теперь, несколько запоздало, начинал понимать, почему им так легко друг с другом. Как и Майлз, дочь указывала Максу на прегрешения против гигиены, но совсем другим тоном, и Майлз впервые обнаружил, что точно такое же замечание в его устах звучало выговором за плохое поведение. А любой выговор подразумевает исправление ошибок, и недвусмысленность этого требования человека с характером Макса провоцировала на упорное сопротивление. Когда Тик говорила: «Дедушка, у тебя еда в бороде», было очевидно, что она лишь оказывает ему внимание. Если ему хочется еды в бороде, это его дело. Когда он отвечал: «Ну и что?» — Тик просто пожимала плечами. Либо если то, что застряло в его бороде, выглядело особенно по-дурацки — например, засохший желток от съеденного утром яйца, — Тик молча брала салфетку, приказывала деду не шевелиться и изящным движением убирала грязь, а Макс при этом блаженно улыбался. И Майлз давно подозревал, что его отец относится к низшему отряду приматов, поскольку ему нравится, когда копаются в его шерсти.

Примерно неделю спустя после прибытия отца Майлз, проводив Тик по грязной улочке на школьный автобус, вернулся домой и оставил спавшему Максу записку: «Ухожу в библиотеку на все утро». С тех пор как Тик освоилась в новой школе, он регулярно наведывался в библиотеку в бухте Винъярда. Располагалась она в небольшом красивом здании, и Майлз, облюбовавший тихий уголок рядом со специальным хранилищем, читал, пока его не одолевал голод, затем съедал сэндвич в соседнем кафе и опять возвращался в читальный зал, где просиживал до окончания занятий в школе. Очень скоро он знал по именам всех трех библиотекарш, и одна из них призналась, что приняла его за профессора или писателя, подбирающего материал для книги. Он улыбнулся и сказал, что нет, по профессии он повар, специалист по блюдам быстрого приготовления, но ее слова растревожили Майлза: ведь тем, за кого она его по ошибке приняла, он когда-то надеялся стать и готовился стать, пока не заболела Грейс. Он, Питер и Дон были самыми талантливыми авторами в студенческом литературном журнале, и хотя последние двое и вообразить не могли, что закончат сочинением сценариев для ситкомов, — так же, как и Майлз не предполагал всю жизнь жарить бургеры в «Имперском гриле», — однако, в отличие от Майлза, его друзья обитали в квадранте вселенной, куда они в молодости мечтали попасть. Но когда Майлзу в его сорок три года сказали, что он похож на того, кем он хотел стать, это лишь обострило его представление о себе как о человеке несостоявшемся.