Эмманюэль Левинас: Путь к Другому - [53]

Метафорическим образом квадрата высказывания является система стрельбы из лука. Нижний угол квадрата задан воображаемой мнимостью обратного фокуса, который соответствует предельной точке центра натянутой тетивы, конденсирующей усилие ее натягивания в качестве потенциальной энергии. Та мнимая область воображаемого значения, куда натягивается стрела, есть сфера идеального Ничто. Обратному ходу стрелы высказывания соответствует образование фаллического избытка, в отношении к которому определяется различие мужского Имени и женского Лица. Когда обратный ход стрелы высказывания в пределе синтезирующего сжатия достигает предела в качестве Понятия (Фаллоса), она начинает двигаться в другую сторону, совершая прямой ход. Здесь напряжение потенцирования переходит в разрядку актуализации - «звучит выстрел» - «стрела» понятия отпускается, и сжатые концы тетивы расходятся полюсами общего суждения (Имени) и частного суждения (Лица).

Напряжение между пределами Имени и Лица образует Средний Термин, который связывает общее и частное суждение в качестве большой и малой посылок в Умозаключение как единство Имени и Лица (Имя есть Лицо), чему соответствует Знак Ребенка.

Таким образом, фаллическая стрела высказывания, исходя из идеально-мнимой области Понятия, проходит Средний Термин уравнения Большой и Малой посылок, и входит в область реально-действительного Предмета, который, реализуясь, символизирует единство Имени и Лица в качестве плода их синтеза - Ребенка. Вертикаль схождения Имени переходит в горизонт раз-личия Лица.

Такая генетическая логика коммуникативного символа, исходя из общетеоретической схемы гегелевской триады, преодолевает фрейдовскую триаду «либидинальной нормализации» в качестве исключительно мужского треугольника, ориентированного на фаллический эффект, знаменующего окончание его формирования и означающего перекос в сторону мужского шовинизма, тем, что дополняет квадрат коммуникации треугольником женским, завершение образования которого венчает ребенок, в том, что мужское Слово становится женской Плотью.

На чужом поле мужского треугольника женщина играет, чтобы «проиграть», потому что знает, что одержит победу на поле своего треугольника, где она из «жертвы» превращается в «хозяина» положения, становясь матерью, а мужчина все равно со своей «игрушкой» как был «ребенком», так им остается. Другими словами, женщина «проигрывает» как женщина, чтобы «выиграть» как мать.

Эта схема предельно исполняет смысл гегелевский диалектики господина и раба, где мужчина вытесняется из фаллически-нарциссической позиции мнимого господства и в конце концов преодолевается рабской позицией женщины, чье унизительное ожидание оборачивается действительным и победным результатом рождения человеческой плоти.

Выделяя сексуальность в онтологическую сущность человека, Левинас заявляет: «На деле эротическое отношение следует анализировать как характеристику самости "я", как субъективность самого субъекта»²²⁷. В этом смысле «эротический» генезис субъективности претерпевает троякую трансформацию:

1. этап перехода от бытия к человечности, в которой раскалывается единство Имени и Лица;

2. этап перехода от человечности к мужественности (женственности), на котором обретается Имя (Лицо);

3. этап перехода от мужественности - женственности к отцовству - материнству.

Второй этап - это этап жесткой идентичности каждой из сторон. «Все есть Имя», - говорит мужчина, - «уж коли я, будучи умным как само Имя²²⁸, могу все назвать, все вывести в язык». «Все есть Лицо», - как бы говорит женщина, красивая как сама Природа, молча указывая на наличную реальность.

На последнем этапе «сын воспроизводит единичность отца и вместе с тем остается внешним по отношению к отцу: сын - один в своем роде». Смещение сына относительно отца - это перенос «отцовской метафоры» и получение некой номинальной прибавки, именного избытка.

Здесь имеет место отцовская метафора (перенос) Имени и материнская метонимия Лица. В отцовстве субъект переживает скрещивание «своего имени» и «чужого лица», пересечение «Я» и реальности, и, таким образом, наименование своим именем реальности. Это с одной стороны.

С другой стороны, мать переживает пересечение своего лица и реальности, происходит наделение лицом всей реальности, ее олицетворение.

Собственно говоря, Имя - это идеальный избыток, тот самый делезовский «пассажир без места», а Лицо - избыток реальный, или «место без пассажира».

Левинас различает любовь неполную и любовь полную. Только исполнившись, любовь способна преодолеть определенную двусмысленность. «Любовь в своем порыве не лишена двусмысленности: она в себе самой находит удовольствие, она - наслаждение и эгоизм двоих»²²⁹.

Единственным исполнением любви в смысле Левинаса является ребенок. «Отношение к ребенку - желание иметь ребенка, который был одновременно и другим и мной самим, - вырисовывается в чувственном влечении и осуществляется в самом ребенке (так может осуществляться Желание, не угасающее и не ослабевающее при его удовлетворении)»²³⁰. Ребенок является полным символом Желания как желания синтеза Субъекта и всегда-для-не-го-другой Реальности. Благодаря ребенку Субъект внедряет себя в реальность, становясь в своем отцовстве творцом этой уже своей Действительности. В Ребенке субъект, наконец, получает предмет своего Понятия, причем таким Предметом становится вся Действительность. В ребенке Субъект заключает с Реальностью брачный Союз. Прошлая трансценденция исполненного лишь Понятием Желания трансгрессивно устремляется за пределы наличного горизонта, бумерангом возвращается с главной добычей жизни во всей ее полнопредметности -ребенком.