Эмма - [22]

Анатолий Жигулин. «Черные камни». М-да…

По радио прозвучало имя Сахарова. Не может быть! Неужели мы когда-нибудь его еще и увидим?

Гавриил Попов. Критика «командно-административной системы». Ого — вот так? Ломом по фундаменту?

Новые люди на ТВ. Довольно молодые. Не замороженные, не криво-лицо-речивые. Они что, и дальше будут вот так разговаривать, будто их никто кроме нас не слышит?

Что еще за Лев Разгон? Запомнилось из его воспоминаний — в тюрьме, во время сталинских чисток 30-х, в атмосфере недоумения, досады заключенных, ошарашенных нелепым недоразумением, которое, как им казалось, произошло с ними, автор мемуаров оказался в одной камере с совершенно спокойным и счастливым человеком. Это был вернувшийся на родину русский эмигрант, радовавшийся возрождению мощи России. Он говорил — настанет время, и русский человек будет смотреть на другие народы как англичанин — сверху вниз. Это возмутило Льва Разгона, неприятное чувство при чтении возникло и у меня.

Неподалеку от нашего дома открылся кооперативный пункт общественного питания, не очень понятно, как его и назвать. Внутри — уютно, многолюдно, вкусно, телевизор, видео. Крутят никогда не демонстрировавшийся ни в кино, ни по телевизору американский фильм, в котором Арнольд Шварценеггер держит негодяя за ногу над пропастью. «Ты обещал убить меня последним», — говорит ему негодяй. «Я тебя обманул», — отвечает Шварценеггер и разжимает ладонь. Какая прелесть!

Дети Шарикова, внуки Швондера. Вот как!

Армянские погромы, резня в Фергане. Землетрясение в Спитаке. Бедные армяне.

На работе — вперед к компетентности и эффективности! Вот эта молодая женщина, ей ведь совершенно неинтересно и безразлично то, что она делает, да она ничего и не умеет. Уволить? Зарплату поделить между «сильными»? А с ней что будет? Больше работаем, больше получаем! Здорово! Но уже через три месяца выясняется, что невозможно постоянно работать в таком ритме.

Шаламов. «Колымские рассказы». Просто, сжато, убийственно наглядно.

Съезд. Кажется, начинается откат. Привкус апатии. Афанасьев выступает. Никогда не говорили так — в таких местах. Эй вы! Вставайте, вставайте! Встаю-ут! Встаю-ут!

Что за бред несет там депутат от нашего города в два часа ночи: «Мои избиратели говорят… Что им ответить?» Председательствующий Лукьянов: «Передайте избирателям — спасибо».

«Лолита» набоковская не пошла, оставлена с закладкой посередине. Не до нее сейчас.

Почвенники. Неприятно. В чем тут дело?

«Архипелаг ГУЛАГ» — энциклопедия для тех, кто непременно хочет знать ВСЕ ОБ ЭТОМ.

Москва. Пошли, посмотрим, — в голландском посольстве — израильское представительство. Снаружи лавки, на них разложены учебники иврита. «Этот — для начинающих, а этот — для «продвинутых» евреев». Новенькое словечко «продвинутый» как прилагательное к старому, но ранее непроизносимому публично существительному «еврей». Улыбка продавца. Хм…

Москвичка: «Надоели армяне». «Как, почему? Ведь им так досталось». «Орут и ходят по городу в домашних шлепанцах». Плавильный котел.

Вот это да! У Эммы, оказывается, еврейские корни по матери. То есть мать ее попросту — еврейка. А я об этом понятия не имел. Спросил у своей матери — она тоже очень удивилась. И Шарль туда же — не то бабушка, не то дедушка. Небось, подделка какая-нибудь. Что ж они раньше молчали-то? «Родольфо-Додольфо, жертва Адольфа». Уезжают в Израиль. Я помогал им в упаковке и отправке багажа. И все-таки — что там с почвенниками? Среди них и вполне приличные, вроде бы, люди. Однажды в командировке у меня было странное и весьма неприятное расстройство желудка — газы просто распирали меня. Я был один в гостиничном номере и без конца пукал, пока не услышал возмущенные голоса из-за стены. Я не знал, что там были такие тонкие стены. И вот, при чтении статей почвенников у меня возникало ощущение, будто снова я непрерывно пукаю, а они это слышат и возражают.

Вскоре, незадолго до августовского путча девяносто первого года, продав родительскую квартиру за сумму, равную нынешнему моему недельному заработку, посидев на прощание вместе с матерью у отцовской могилы, мы тоже уехали в Израиль.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

В снятую нами квартиру в пятиэтажном доме на столбах мы внесли четыре чемодана, к которым добавились полученные в аэропорту подъемные и два новеньких синих удостоверения личности. Я раньше, сейчас и далее не уточняю намеренно названий населенных пунктов, хоть и сознаю, что, назови я их, например, Тостом, Ионвиль-л'Аббеем, Руаном или Модиином и уточни, что они построены на песках восточного побережья Средиземного моря или у подножия Иудейских гор и что не стоит искать на карте, какие реки через них протекают, тем более пытаться выяснить, водится ли в них форель и стоят ли на них мельницы, то обилие деталей, придало бы объемности повествованию. Мой отказ следовать этим разумным, многократно и успешно опробованным принципам как-то связан с чувством собственного достоинства, которого может показаться (вполне справедливо) нелепым в устах подражателя.

Вот я смотрю на этот пятиэтажный дом на столбах в старческих пятнах на его штукатурке-коже, с прямоугольными заплатами обветшалых пластмассовых жалюзи, с безобразной толкучкой бочек солнечных бойлеров на его плоской крыше. Опиши, говорю я себе, ведущие к нему дороги и улицы, соседний супермаркет на углу, пофантазируй, как должен выглядеть кретин, оставивший перед ним на дороге машину во втором ряду, из-за которой теперь пыхтит, изворачивается и создал пробку автобус, автомобильную стоянку перед домом, неприятные места парковки на ней рядом с мусорными баками.