Эмиль и трое близнецов - [12]

— Что может быть не в порядке, бабушка? Все отлично. Поверь!

Она встала и сказала:

— Это ты еще кому-нибудь рассказывай. Но не своей бабушке.

Наконец они все же добрались до пляжа. Бабушка села прямо на песок, сняла туфли и чулки и подставила ноги солнцу. А ребята взялись за руки, побежали и с воплем кинулись в волны. При этом они окатили водой толстую женщину, сидевшую у самого берега, и она долго ругалась им вслед. Бабушка подобрала юбку, вошла по щиколотку в воду и вежливо спросила ее:

— Скажите, а вы были когда-нибудь молодой?

— Еще бы!

— Ну и вот, — сказала бабушка. — Ну и вот.

И, ничего больше не разъясняя, она снова села на горячий песок и с радостью стала глядеть на прыгающих в волнах детей. Виднелись одни их головы, да и то не все время.

Густав плавал быстрее всех. Он первый взобрался на плот, стоящий на якоре в ста метрах от берега, чтобы пловцы могли отдохнуть. Пони и Эмиль приплыли одновременно и помогли друг другу вылезти из воды. Вторник и Профессор отстали.

— Как это у вас получается? — спросил Вторник, когда он уже сидел рядом с ребятами. — Почему вы плаваете быстрее, чем Тео и я?

Профессор рассмеялся:

— Ты не огорчайся. Мы зато головой работаем.

— Вот голова вам и мешает, — объяснил Густав — Вы ее слишком высовываете из воды. Смотрите, как надо!

И они все поплыли назад. Густав плыл кролем, а остальные пытались ему подражать. При этом Профессор налетел на какого-то господина, который лежал на спине.

— Где у тебя только глаза! — крикнул ему пострадавший в раздражении.

— Под водой, — объяснил мальчик и неуклюже поплыл за друзьями.

Они добрались до мелкого места и остановились перед гигантским резиновым тюбиком зубной пасты (это была, конечно, реклама). Все пытались на него взобраться, но стоило оказаться наверху, как тюбик поворачивался, и ловкач плюхался в воду. Крик там стоял несусветный. Не вылезая из воды, ребята рассматривали пляж. Их внимание привлекли брусья, на которых какой-то человек блистательно делал сложнейшие упражнения.

— Вот это да! — восхитился Густав. — Даже я так не умею.

Затем место гимнаста заняли два маленьких мальчика. Они подпрыгнули, ухватились за брусья, раскачались и повторили точь-в-точь все труднейшие упражнения, которые перед тем делал гимнаст. Когда они под конец, повиснув на ногах, двойным сальто спрыгнули на песок и изящно приземлились, весь пляж им зааплодировал.

— С ума сойти! — восхитился Густав. — В жизни не видел ничего подобного! Да еще такие шпингалеты!

Мальчик, стоящий рядом с ним, сказал:

— Да ведь это «Три-Байрона-три!». Акробаты. Отец с близнецами. Вечером они выступают в гостинице.

— Это необходимо посмотреть, — сказала Пони.

— Представление начинается в восемь вечера, — объяснил мальчик. Остальные номера тоже мирового класса. Я вам советую пойти.

— А места будут? — спросил Вторник.

— Я могу вам оставить столик, — сказал мальчик.

— Ты тоже акробат? — спросил Эмиль.

Мальчик покачал головой:

— Нет, хотя я тоже неплохой гимнаст.

Я — ученик официанта, работаю в здешней гостинице. И вдруг чужой мальчик добавил:

— Густав вырос с тех пор, как я его видел, но вообще-то он совсем не изменился.

У ребят глаза на лоб полезли от удивления.

— Откуда ты меня знаешь? — спросил обомлевший Густав.

— Да я вас всех знаю, — сказал незнакомый мальчик. — А Густав даже носил мой костюм.

У Густава просто челюсть отвисла.

— Что за чушь! — крикнул он. — В жизни я не носил чужого костюма!

— Нет, носил, — не сдавался мальчик.

Ребята не знали, что и подумать.

— Как тебя зовут? — спросила Пони.

— Ганс Шмаух.

— Не имею представления, — сказал Густав. — Никаких Шмаухов я не знаю.

— Ты и моего отца знаешь.

И Эмиль его знает.

— Час от часу не легче, — сказал Эмиль.

Густав не вытерпел, подлетел к загадочному мальчишке, схватил его за шиворот и крикнул:

— Ну-ка выкладывай все начистоту, а то я тебя так долго буду кунать в воду, что ты никогда уже не станешь официантом.

Ганс Шмаух рассмеялся:

— Я был прежде лифтером в Берлине в гостинице «Крейд» на площади Ноллендорф. Пароль «Эмиль»!

Тут началось нечто невообразимое. Они плясали, как обезумевшие индейцы, вокруг Ганса Шмауха, а брызги соленой воды разлетались фонтаном. И они так трясли Гансу руку, что чуть ее не оторвали.

— Нет, подумать только, вот так встреча! Здорово! — воскликнул Эмиль. Твой отец был тогда так добр ко мне! Помнишь, как мы с Густавом ночевали у вас в дежурке?

— Еще бы! — подтвердил Ганс. — Это была мировая история, верно? Я буду помнить ее всю жизнь, даже если стану владельцем гостиницы. Кстати, мы сможем вместе покататься на паруснике, когда у меня будет время. Мой дядя живет здесь, в Корлсбюттеле. У него большой торговый пароход.

— Разве торговый пароход — парусник? — спросил Вторник.

— Да нет, конечно, — сказал Ганс. — Но, кроме того, у дяди есть прекрасная парусная лодка. И сам он мировой дядька!

Ребята вместе выбежали на берег и познакомили Шмауха с бабушкой. Она порадовалась вместе с ними. Но только после того, как все сухо-насухо вытерлись.

Густав, весело поглядывая на Ганса и энергично растирая себя полотенцем, сказал:

— Одну вещь я все же не в силах понять.

— Что именно? — спросил Ганс Шмаух, поднимая глаза на здоровяка Густава.