Емеля с печи: обобщенный портрет - [8]

Или другая картинка из серии "жэкэхашные трагедии". В своей квартире замерз 80-летний ветеран. Примерз к полу так, что с трудом отодрали. В общем-то, самый заурядный случай из русской жизни был раскручен через СМИ для поддержания общего фона недовольства властью. Все соседи взахлеб возмущались в телекамеры, обвиняя ВЛАСТЬ, которая бросила на произвол судьбы ветерана. Ни один из них даже представления не имел, что по понятиям общечеловеческой морали, весь позор ложится на них, на так называемых соседей.

У всех народов Кавказа, к примеру, к соседу относятся как к близкому родственнику. Случаются и обиды и ссоры, но неизвестно ни у одного народа случаи такого дикого безразличия друг другу. Это, какое животное равнодушие надо иметь, чтобы позволить умереть такой смертью пожилому беспомощному человеку. Хотя сравнение с животными не совсем правомерно. У многих стадных животных существует развитое чувство взаимовыручки. Часто о смерти одинокого пожилого соседа "братья славяне" узнают, когда трупный запах в подъезде становится невыносимым. Случается что, и трупный запах не волнует. По телевидению однажды показали, как в одной из квартир, густо заселенной хрущевки, нашли высохшие мумии двух женщин, старой матери и ее пожилой дочери. Но такой случай даже применительно к русскому быту "зашкаливает".

Некоторые пропагандистские сюжеты российских СМИ можно относить к рубрике "Смехослёзопанорама". В одной из телепередач раскручивается тема "жестоких кавказских работорговцев". Интрига начинается с того, что во время командировки в Грузию к журналистам подошел какой-то русский бич и пожаловался, что, мол, десять лет мотается по Кавказу и не может вернуться в родные края, так как нет паспорта. Журналисты вцепились в бедолагу как в голливудскую кинозвезду. Выдали по экрану быстро состряпанную первую серию "тяжелой одиссеи". В то время он пасет чьи-то отары, в горах Сванетии. Но это не интересно. Все мытарства обязательно должны начинаться с одного из районов Ичкерии, где он несколько месяцев горбатит на какого-нибудь "злого чечена". То ли режиссер был бездарный, то ли бич оказался никудышным актером, но по рассказам последнего выходило, что жилось ему в "рабстве" лучше, чем "свободному" средне статистическому жителю России. Во всяком случае, положение у него было намного предпочтительней, чем у замерзшего в окружении своих соплеменников ветерана.

Но изюминка интригующей теленовеллы не в этом. Привозят нашего героя домой, куда-то в Архангельск вроде. Есть близкие родственники: родная сестра, зять, племянники. Стучат в дверь квартиры, открывает женщина средних лет – сестра героя. Увидела брата после десятилетней разлуки, узнала и,… нет-нет не угадали! не разрыдалась, не бросилась в объятья. Это было бы привычное, по-человечески понятное завершение грустной истории. Сестра зыркнула глазами, узнала гостя, удивилась, сказала: "Ой!"… На этом восклицании "индийское кино" заканчивается, переходя в русскую быль.

В следующий момент она решительно захлопнула дверь, буквально перед носом брата и ПЕРЕД КАМЕРОЙ ОПЕРАТОРА, и все поняли "ой", как "этого мне еще не хватало". Весь эпизод длился несколько секунд, но он стоил подробного описания. Пьеса шла явно мимо задумки,… если у авторов не было более коварного плана – показать "широту русской души" в натуральную величину. Затем показывают "казенный дом". Нашего героя устроили то ли в психинтернат, то ли в дом инвалидов. В эпилоге – жертва "освобождения" полулежа на койке, отрешенно смотрит в зарешеченное окно. Чистые белые простыни на кровати на фоне голых обшарпанных стен, кроме уныния ничего не вызывают. Он уже почти забыл о камере, направленной на него. На лице героя какая-то деревянная усталость, покорность судьбе, сменяемая время от времени деланной бодростью (видимо вспоминает о видеокамере). Этой дежурной бодростью, невозможно полностью скрыть ту тихую подавленность, которая нет-нет, а отражается во взгляде.

Не надо быть умудренным психологом, чтобы, глядя на этого бедолагу, догадаться – находясь в "рабстве", он получал гораздо больше человеческого участия. Но какой-то очень русский элемент выпадает из его портрета. Не могу уловить, какой. Ах, вот оно что! Он никак не обнаруживает злобы к "освободителям", и обиды на сестру. И его губы не кривятся в беззвучном рефлекторном мате. Вот что, значит, оторваться от привычной среды и десять лет жизни провести среди других народов. Это убавило в нем часть русского и прибавило общечеловеческого. (Часть русского населения, сбежавшего из Ичкерии в первую и во вторую войну, возвратилась в центр войны, город Грозный, не выдержав хамства и цинизма со стороны российских русских. Живя в российских регионах, они ощущали к себе неприкрытую ненависть со стороны местного населения. Их называли "чеченами". Видимо чувствовали в них измененных русских, "русских с человеческим лицом". Такое же отношение было и к русским, прибывших с других мест "ближнего зарубежья". Тогда становится понятно, что вой "патриотов" по поводу притеснения русских в Прибалтике или Казахстане вызван не сопереживанием за судьбу соплеменников, а продиктован той глубинной, рабской озлобленностью, которая готова выплеснуться на всех и на вся, без разбора).