Емеля с печи: обобщенный портрет - [4]

Ортодоксальные марксисты считали маловероятной возможность пролетарской революции в России, в стране, где этот самый пролетариат не составлял и 1% населения. Да и сознательность российского пролетариата, который пополнялся за счет "бомжующих" крестьян, особого энтузиазма не вызывала. Но Ленин чувствовал, что Россия, хотя и не вписывалась в классическую марксистскую схему, тем не менее, могла стать хорошим полем для революционного эксперимента. И выдвинул идею "самого слабого звена империализма". Надо было, учитывая российскую специфику, спровоцировать русского мужика на тот самый бунт, который "бессмысленный и беспощадный". А "смысл" можно было придать по ходу дела. Впоследствии Ленин доказал, зацикленным на теориях оппонентам, что "пролетарскую" революцию можно провести и среди монгольских скотоводов, было бы желание. Царское правительство не зря опасалось евреев, держа их под цензом оседлости. Но для евреев это была не преграда, и они за короткое время смогли создать марксистские кружки почти во всех крупных городах России. Правда, в этих кружках и ячейках в изобилии заводились агенты и провокаторы как блохи на псиной шкуре. По этой причине и после трений с российской властью группа марксистов вместе с Лениным перекочевала в Европу.

Без малого 17 лет они колесили и изучали ее, пытаясь вместе с европейскими марксистами возбудить европейский пролетариат. Но тамошний пролетариат оказался не восприимчивым к агрессивным призывам марксистов, и не видел смысла только лишь из-за "классового антагонизма" хвататься за булыжник. Рушились надежды и на русскую революцию. Рутинную подрывную работу в тылу Российской империи и на фронтах большевики не прекращали ни на минуту, но желанного эффекта не было. Царское самодержавие казалось непоколебимой твердыней. Ленин еще в октябре 16-го года в сердцах пророчествовал: "В России никогда не будет революции!". А в январе 17 года уже более спокойно делился мечтами в кругу партийцев, что, возможно, их дети застанут пролетарскую революцию. Февральская революция 17-го произошла НЕОЖИДАННО. Ее не ожидали большевики, ее не ожидал народ, она была полной неожиданностью для царского правительства. Это уже после, задним числом, появились многочисленные пророческие приписки вождям и "научные" труды, доказывающие "историческую неизбежность" того, что произошло (не путать марксистские домыслы с Божьим провидением). Чем дальше, тем больше все обрастало мифами, как и положено в человеческих сообществах, построенных на лжи.

К началу ХХ века законы революции считались изученными досконально. Многие социологи, историки, политические деятели того времени отрицательно относились к этому явлению, так как, по их мнению, революция мало изменяла сущность общества. Пугала чудовищная диспропорция между "ценой" и "результатом". При изобилии трупов и крови происходила всего лишь определенная рокировка во властной элите со сменой атрибутики и вывесок. Большевики все эти выкладки относили к "буржуазной трусости" и не думали отказываться от своих планов.

Им нужна была не просто рокировка во властной элите, а ПОЛНАЯ ЗАМЕНА ВЛАСТНОЙ ЭЛИТЫ. Как можно было отказаться оседлать такой неприхотливый и податливый на эксплуатацию материал, каким всегда был русский мужик. Только благодаря крепостным рабам, которых можно было рекрутировать в любом количестве и погонять любым образом, российская империя разбухла до гигантских размеров и наводила страх на Европу.

Как мы уже отметили, большевики придали "смысл" русскому бунту, оставив без изменения "беспощадность". "Смыслов" было даже много: смысл для большевистской еврейской верхушки, смысл для русской крепостной массы, смысл для обреченного русского дворянства и интеллигенции, смысл для национальных окраин и смысл для остальных стран. БЕСПОЩАДНОСТЬ русского бунта большевики использовали в полной мере, прибавив к нему еврейскую изощренность.

В разгар революционной горячки за действиями и политическими выкрутасами Ленина не могли угнаться не только ортодоксальные марксисты, но даже самые близкие из его компаньонов. Уже утвердившийся политический лозунг, через короткое время сменялся на противоположный призыв. Он резко обрывал своих оппонентов, говоря, что "марксизм не догма, а руководство к действию". Ленин чутьем практика знал, где скрыта опасность для большевиков на каждом этапе революции. Некоторых моментов он опасался особенно.

Во-первых, того этапа революции, которую принято называть "контрреволюцией". Слово "контра", благодаря большевистской агитации стало надолго пугалом для российской толпы. Во-вторых, русского мужика могли оседлать наряду с большевиками другие соперничающие партии. И все эти учредительные собрания, многопартийность, демократия, либерализм и прочий "буржуазный" балласт мог повиснуть камнем на ногах. В конечном итоге, западные политические модели преломились бы через русскую действительность, но время было бы упущено. В- третьих, русский мужик мог устать от крови и драки и пойти домой раньше времени. "Низы" могли впасть в апатию, а в "верхах" могла произойти кристаллизация власти. И это могло произойти до момента единоличного захвата власти большевиками и установления диктатуры "пролетариата".