Элизабет Костелло - [75]
То же и с убеждениями. „Я верю в неукротимый дух человека“ — вот что ей следовало сказать судьям. Так она смогла бы обойти их, заслужив аплодисменты. „Я верю, что человечество едино“. Кажется, все верят в это. Даже она верит в это, время от времени, когда у нее соответствующее настроение. Почему она не может хотя бы раз притвориться?
В дни ее молодости, в мире, ныне утерянном, ушедшем в небытие, можно было найти людей, которые все еще верили в искусство или, по крайней мере, в художника, которые пытались следовать по пути великих мастеров. Неважно, что Бог потерпел неудачу, и социализм тоже — всё еще оставались Достоевский и Рильке, чтобы вести вперед, и Ван Гог с перевязанным ухом — воплощение страстности. Не перенесла ли она эту свою ребяческую веру в художника и его правду в свою последующую жизнь?
Ее первым побуждением было сказать — нет. В ее книгах никак не выказывает себя вера в искусство. Теперь, когда всё позади и покончено с ее писательским трудом, которому она отдала жизнь, она может бросить взгляд назад, достаточно холодный взгляд, как она полагает, настолько холодный, что он не обманет. Ее книги ничему не учат, ничего не проповедуют; они лишь рассказывают, так ясно, как только могут, как жили люди в определенное время и в определенном месте. Если быть поскромнее, они рассказывают, как жил один человек, один из миллиардов, человек, которого она сама для себя называет она, а другие называют Элизабет Костелло. Если она верит в свои книги больше, чем в этого человека, то эта уверенность сродни тому, как столяр верит в крепкий стол, а бондарь — в бочку для портера. Ее книги, полагает она, слеплены лучше, чем она сама.
По тому как меняется воздух, и это чувствуется даже в затхлой атмосфере общежития, она понимает, что солнце садится. Она пролежала всю вторую половину дня. Она не пошла танцевать, не стала работать над своим заявлением, только размышляла, только напрасно теряла время.
В тесной умывалке она пытается освежиться, насколько это возможно. Вернувшись, она видит в комнате новоприбывшую женщину, моложе ее, которая лежит с закрытыми глазами, провалившись в койку. Она заметила эту женщину еще на площади, в компании мужчины в белой соломенной шляпе. Она приняла ее за местную. Очевидно, это не так. Очевидно, это тоже просительница.
Уже не первый раз перед ней встает вопрос: „Что мы представляем собой, мы, просители, ожидающие решения судей, — и новые, и те, кого я называю местными, но на самом деле просто находящиеся здесь достаточно давно для того, чтобы слиться с обстановкой, стать частью пейзажа?“
В женщине, лежащей на койке, есть что-то знакомое, но что — она не может ухватить. Даже когда она впервые увидела ее на площади, ей показалось, что она знает эту женщину. Однако что-то знакомое было с самого начала и в самой площади, и во всем городе. Как будто ее привели на просмотр смутно вспоминаемого фильма. Полячка-уборщица, например (если только она полячка), — где она видела ее раньше и почему эта полячка как-то связана для нее с поэзией? А эта более молодая женщина — тоже поэтесса? А может быть, место, где она находится, не чистилище, а нечто вроде литературного парка, устроенного для того, чтобы развлечь ее, пока она ждет, парка с актерами, загримированными под писателей? Но если это так, то почему грим такой плохой? Почему все так скверно выполнено?
Причина того, что это место кажется таким жутким, или казалось бы жутким, если бы темп жизни здесь не был таким вялым, заключается именно в том, что актеры не соответствуют ролям, которые им определены, а мир, каким она его видит, вовсе не таков, как он есть на самом деле. Если состояние „после жизни“, назовем его так, оказывается не чем иным, как обыкновенным надувательством, притворством от начала до конца, почему же это такое неудачное притворство, почему у него не сходятся концы с концами, — и не сходятся не на волосинку, это можно было бы простить, а на целую ладонь?
То же самое с Кафкой. Стена, ворота, страж — всё из Кафки. И исповедь, и зал суда с сонным судебным приставом, и собрание стариков в вороньих мантиях, делающих вид, что внимательно наблюдают, как она мечется, с трудом пытаясь выпутаться из собственных слов. Кафка, но Кафка, сниженный и уплощенный до пародии.
И почему для нее выбрали именно Кафку? Она никогда не была поклонницей Кафки. Большей частью она не могла читать его без раздражения. Когда он мечется между беспомощностью и похотью, между яростью и раболепием, ей это часто кажется просто ребячеством, а уж его К. в любом случае. Тогда почему мизансцена (она не любит этого слова, но другого тут не придумаешь), в которую ее забросили, такая кафкианская?
Единственный ответ, который приходит ей в голову, — что шоу сделано так потому, что это не тот тип шоу, какой она предпочитает. Вы не любите кафкианство, так ткнем же вас носом в него. Может быть, для того и созданы эти пограничные города, чтобы преподать урок паломникам. Очень хорошо; но зачем покоряться? Зачем принимать все настолько серьезно? Что могут сделать ей эти так называемые судьи, кроме того, что будут держать здесь день за днем, день за днем? А сами ворота, преграждающие ей путь? Она видела, что находится за ними. Конечно, там свет, но это не тот свет, который видел Данте в раю, ничего похожего. Если они собираются задержать ее, не дать ей пройти, пусть задерживают. Она проведет, так сказать, остаток жизни здесь, в праздности; в дневные часы будет сидеть на площади, а с наступлением ночи будет возвращаться и укладываться спать, окутанная запахом чужого пота. Не самая плохая судьба. И вообще можно придумать, чем заполнить время. Кто знает, может, если она сумеет найти лавочку, где продаются пишущие машинки, она снова примется за романы.
За свой роман "Бесчестье" южноафриканец Кутзее был удостоен Букеровской премии - 1999. Сюжет книги, как всегда у Кутзее, закручен и головокружителен. 52-летний профессор Кейптаунского университета, обвиняемый в домогательстве к студентке, его дочь, подвергающаяся насилию со стороны негров-аборигенов, и сочиняемая профессором опера о Байроне и итальянской возлюбленной великого поэта, с которой главный герой отождествляет себя… Жизнь сумбурна и ужасна, и только искусство способно разрешить любые конфликты и проблемы.
«Детство Иисуса» – шестнадцатый по счету роман Кутзее. Наделавший немало шума еще до выхода в свет, он всерьез озадачил критиков во всем мире. Это роман-наваждение, каждое слово которого настолько многозначно, что автор, по его признанию, предпочел бы издать его «с чистой обложкой и с чистым титулом», чтобы можно было обнаружить заглавие лишь в конце книги. Полная символов, зашифрованных смыслов, аллегорическая сказка о детстве, безусловно, заинтригует читателей.
В «Школьных днях Иисуса» речь пойдет о мальчике Давиде, собирающемся в школу. Он учится общаться с другими людьми, ищет свое место в этом мире. Писатель показывает проблемы взросления: что значит быть человеком, от чего нужно защищаться, что важнее – разум или чувства? Но роман Кутзее не пособие по воспитанию – он зашифровывает в простых житейских ситуациях целый мир. Мир, в котором должен появиться спаситель. Вот только от кого или чего нужно спасаться?
При чтении южноафриканского прозаика Дж. М. Кутзее нередко возникают аналогии то с французским «новым романом», то с живописью абстракционистов — приверженцами тех школ, которые стараются подавить «внетекстовую» реальность, сведя ее к минимуму. Но при этом Кутзее обладает своим голосом, своей неповторимой интонацией, а сквозь его метафоры пробивается неугасимая жизнь.Дж. М. Кутзее — лауреат Нобелевской премии 2003 года.Роман «В ожидании варваров» вошел в список ста лучших романов всех времен, составленный в 2003 году газетой The Observer.
Кутзее из тех писателей, что редко говорят о своем творчестве, а еще реже — о себе. «Сцены из провинциальной жизни», удивительный автобиографический роман, — исключение. Здесь нобелевский лауреат предельно, иногда шокирующе, откровенен. Обращаясь к теме детства, столь ярко прозвучавшей в «Детстве Иисуса», он расскажет о болезненной, удушающей любви матери, об увлечениях и ошибках, преследовавших его затем годами, и о пути, который ему пришлось пройти, чтобы наконец начать писать. Мы увидим Кутзее так близко, как не видели никогда.
Южноафриканский прозаик Дж. М. Кутзее был удостоен Букеровской премии (1983), а в 2003 году ему была присуждена Нобелевская премия.Тема книги «Жизнь и время Михаэла К.» — противостояние личности и цивилизации. Человек естественный, Михаэл К. пытается «жить свою жизнь». Но можно ли освободиться от общества, оставаясь, так или иначе, его частью?..
Увлекательная история жизни и трагической гибели Мэри Тернер, дочери английских колонистов, вышедшей замуж за фермера из Южной Родезии. Самый первый роман Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии в области литературы за 2007 год, моментально принесший начинающей писательнице всемирную известность.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Гарольд Пинтер — английский драматург, поэт, режиссёр, актёр, общественный деятель; лауреат Нобелевской премии по литературе 2005 года. Один из самых влиятельных британских драматургов своего времени.Это история супружеской пары, вынесенная на суд зрителей. Здесь поднят тот самый вопрос, который так тревожит человечество: возможно ли сохранить любовь по прошествии многих лет, сотен совместных завтраков, ужинов и обедов… Тщательно приправленные колкостями и обоюдными шутками супругов, вопросы любви и верности остаются открытыми.
Долгожданное продолжение любимого абсолютно всеми читательницами страны бестселлера Елены Колиной «Дневник новой русской»! Тонкая ироничная история о сокровенных проблемах молодой петербурженки, подкупающая искренностью и особым взглядом на происходящее.
Контракт, заключенный Дженнингсом с “Ретрик Констракшн”, включал в себя несколько очень любопытных пунктов, с последствиями которых ему теперь пришлось столкнуться. Полностью стертые воспоминания, относящиеся к двум годам службы, и “замена предусмотренного контрактом денежного вознаграждения на какие-либо предметы и материалы, лично отобранные второй стороной” (т.е. работником). Но что же могло заставить человека, находящегося в здравом уме, отказаться от солидного денежного вознаграждения и заменить его кодовым ключом от непонятно какой двери, обрывком билета, депозитной квитанцией за какой-то “пакет”, куском проволоки, половинкой покерной фишки, полоской зеленой материи и автобусным жетоном? И каково же оказывается удивление Дженнингса, когда один за другим перечисленные предметы становятся для него жизненно важными и ведут к желаемой цели — получить от компании Ретрика полный расчет.© fantlab.ru.
История умственно отсталого юноши, рассказанная им самим на страницах этой книги, является воплощением мифа об «американской мечте» и одновременно острой сатирой на американское общество второй половины XX века.