Эликсир ненависти - [21]

— Как! — воскликнул он. — Ну, в таком случае, я, кажется, кое-что понимаю.

И теперь, готовый узнать больше, и много больше, он опять приблизился к гробам. Теперь совершенно спокойно, сосредоточив свой трезвый и тренированный ум исключительно на вопросе, он опять ощупал гробы один за другим из конца в конец.

Да, здесь их было ровно восемнадцать, расставленных строго по размеру, от самого большого до самого маленького, и на каждом металлическая табличка. Проводя пальцами по крышкам, он установил, что одни сделаны менее давно, чем другие. Древесина некоторых, несмотря на сухость подземелья, начинала плесневеть. Эти, как заключил он, должны быть самыми старыми, хотя он не мог составить себе представление о том, сколько им может быть лет. Определившись с этим, он приступил к изучению табличек. «Возможно, — подумал он, — здесь окажется какая-нибудь зацепка». Но он ничего не смог понять. Резьба на табличках, если это и впрямь были какие-то письмена, оказалась слишком неглубокой и тонкой, чтобы он мог что-то прочесть наощупь. И после множества безуспешных попыток он оставил эту затею. «Пожалуй, стоит взять с собой две или три, — решил он. — Они могут пригодиться. В случае если я вообще отсюда выберусь. А если нет, вреда не будет». С помощью своего карманного ножа он принялся тщательно и упорно отвинчивать три из табличек. Одно лезвие сломалось, он продолжил работу с помощью другого. Возможно, на все эти таблички ушло минут двадцать, но он не кончал работу, пока все три не оказались у него в кармане. С крайне здравым суждением он выбрал одну с самого большого гроба, одну с самого маленького и одну со среднего. «Это, — сказал себе он, — лучше поможет мне получить представление о содержимом их всех. Интересно, а не могу ли я установить что-то прямо сейчас?» Теперь он вознамерился напуститься на один из гробов со своим ножом. Но минутное размышление убедило его, что задача эта окажется крайне сложной при отсутствии более подходящих орудий.

Да и время шло. А узник был, кажется, все так же далек от любого выхода из беспросветной тьмы к свету дня. Сплошная чернота, застоявшийся нездоровый воздух вновь начали тяжело угнетать его. В нем всколыхнулась страстная тоска по свободе и солнечному свету. Собравшись с духом, насколько это ему удалось, он пополз к месту, где, как считал, вступил в крипту. И вскоре действительно очутился опять в проходе. По этому проходу он двигался несколько минут, замечая, как тот постепенно поднимается, совершает поворот здесь, делает угол там, пусть у Деннисона не было ощущения, будто он куда-то существенно продвинулся. И вдруг в какой-то миг он вспомнил о своих распущенных носках.

— Моя нить! — вскричал он, резко остановившись. — Где она?

Он незамедлительно рухнул на колени и стал шарить вокруг себя, ища ее. Но как ни обследовал пол прохода, а ничего не находил. С мгновение он оставался безмолвен и недвижен во тьме. А затем разразился хриплым смехом.

— Ну и шутка, не так ли? — прокаркал он. — Ничего не скажешь, дорого мне обошлось мое плавание!

Он встал и теперь принялся блуждать бесцельно. Без своей нити он даже не мог вернуться к месту, где впервые осознал, что сбился с пути. Он вполне мог попытаться снова найти склеп и оттуда опять попытаться найти проход, где осталась нить, но такая идея ему не улыбалась. До сих пор всякий раз, когда он поворачивал назад, он только еще больше запутывался.

— Нет, нет, — сказал себе он, — я пойду вперед. Только вперед. Пока не найду выход, или пока не умру!

Как долго он блуждал, ничего не видя, по этому ветвящемуся, изобилующему поворотами, коварному лабиринту, он не мог сказать. Казалось, миновали дни и даже недели. Хотя, всего вероятней, прошло не более часа-другого. Были зафиксированы сведения о российском политическом заключенном, содержавшемся в темной камере две недели, и он, когда его оттуда выпустили, утверждал, что это продолжалось семь месяцев. Без света становится невозможно оценивать время. Так доктор, лишенный возможности видеть, лишенный цели, не знающий, откуда он направляется и куда, просто упорно двигался вперед. Единственное, что он теперь пытался, это подниматься все выше и выше. Если он обнаруживал, что коридор, по которому он медленно ощупью отыскивает путь, спускается, то немедленно поворачивал в поисках другого, который мог бы вести наверх. «Должен быть какой-то выход наверху, — рассуждал он. — Если я достаточно долго буду предпринимать усилия, постоянно поднимаясь, то даже если стану делать лишь несколько футов в час, то, в конечном счете, достигну вершины этой западни и выйду на свободу!»

Этому суждению не откажешь в убедительности. Ибо после долгого времени, за которое Деннисон порядком утомился и едва окончательно не пал духом, уже более чем готовый просто-напросто повалиться ничком и не двигаться среди этих бессчетных, погруженных во тьму путей, его простертая вперед рука опять наткнулась на некую преграду, не дающую продолжать путь.

Несмотря на тот факт, что все это время он медленно, но неуклонно поднимался, Деннисон подумал сперва, а не мог ли он волей того или иного странного случая опять попасть к двери палаты, где стояли гробы. Но в единый миг обследование убедило его, что это не так. Ибо дверь склепа была железная, а эта, по которой он теперь в нетерпении проводил руками, казалась сделанной из деревянных досок, приколоченных гвоздями.