Эликсир для мертвеца - [92]

— Мама, она очень хорошо управляется на кухне, — сказала Ракель, — а также с детьми. И очень проворная.

Юдифь посмотрела на аккуратную маленькую девочку, которая сделала реверанс, кивнув при этом головой.

— А родители согласились отпустить тебя так далеко от дома?

— Мама согласилась, сеньора, — ответила Хасинта.

— А папа?

Ракель напряглась, прекрасно зная, какой будет реакция ее матери.

— Мой папа умер, сеньора, — сказала Хасинта, и Ракель облегченно вздохнула. — Мама решила, что это такое хорошее место, что отпустила меня. Но они с сеньорой Ракелью составили и подписали контракт, чтобы все было в порядке.

— Это хорошо, — сказала Юдифь. — Почему твоя мама решила, что это место лучше, чем ты можешь найти в Перпиньяне?

— Мама, это моя вина, — поспешно вмешалась Ракель. — Когда мы помогали на кухне во время свадебных приготовлений, я обратила внимание, что у Хасинты умелые руки и она так хорошо выполняет указания, и сказала, что, если она поедет к нам, возможно, Наоми научит ее стряпать.

— Хасинта, хочешь научиться стряпать?

— Да, сеньора. Очень, — серьезно ответила девочка.

— Ну что ж, — сказала Юдифь, — от Лии на кухне толку мало, а мальчишка годится только на то, чтобы подкладывать дрова. Лия!

— Да, сеньора, — отозвалась та, уже шедшая на кухню поболтать с Наоми.

— Устрой Хасинту, и как только она приведет себя в порядок, отведи ее познакомиться с Наоми. Возможно, она сумеет немного помочь с приготовлениями к вечеру. Видит бог, мне это не особенно нравится.

— Мама, ты нездорова? — спросила Ракель.

— Вполне здорова, — ответила Юдифь, зевая. — Только вот спать хочется. Пожалуй, пойду отдохну. И вам советую сделать то же самое после долгого пути.

Двор опустел так быстро, словно туда ворвался отряд солдат, выкрикивающих им приказания. Ракель пошла в свою комнату и с облегчением сняла дорожную одежду. Умылась, надела чистую сорочку. Было слишком рано наносить кому-то визит; даже отправлять сообщения. Можно было, как предложила мать, отдохнуть. Она растянулась в привычной постели.

Над ее головой кружилась муха, норовя усесться. В ногах и руках ощущалась раздражающая боль. Ей сейчас меньше всего хотелось приятного отдыха.

Ракель поднялась, надела светло-зеленое платье из тонкой хлопковой ткани, взяла вышивание и вышла во двор. Там еще никого не было. С кухни доносился негромкий разговор; кроме него тишину нарушал только шелест листвы на легком ветерке.

— Сказали, что ты вернулась, — послышался голос у ворот. — Но я устал ждать сообщения.

— Даниель, — сказала Ракель, подбежала к воротам и стала открывать непослушный запор дрожащими пальцами. — Я спустилась, чтобы отправить тебе сообщение, но передать его было не с кем. Все исчезли.

Ворота распахнулись, и Даниель вошел. Ракель быстро оглядела двор, не видит ли их кто, и забросила руки ему на шею.

После долгих-долгих секунд Даниель мягко высвободился из ее объятий.

— Ракель, как приятно тебя видеть. В последние месяцы мы так редко встречались. Но расскажи мне обо всем, что случилось, пока ты была в отъезде.

— Что случилось? — переспросила Ракель, взяв его за руку и усадив на скамью у фонтана. — Многое, в том числе кое-что очень странное. До дня свадьбы мы думали, что бракосочетание не состоится. Сперва Бонафилья не хотела Давида, потом он не хотел ее, а потом вдруг они оказались такими влюбленными, как бывает только в поэтических сказаниях. И, разумеется, — добавила она, вновь поцеловав его, — у нас.

— Значит, вы поехали на бракосочетание и оно состоялось. Что еще случилось?

— Мертвый человек вернулся к жизни, родился ребенок, я нашла для тебя очень любопытную пару дамских перчаток и привезла, чтобы ты посмотрел на них, и мы с папой избавили маленькую служанку от участи ее матери. Даниель, когда мы поженимся, можно я возьму ее с собой? Девочка тебе понравится. Она спокойная и очень серьезная.

— Когда поженимся? Ракель, если этот день когда-нибудь настанет, ты получишь все, что в моих силах дать тебе. И, разумеется, маленькую служанку. А кто ее мать?

— Ш-ш-ш, Даниель, — прошептала Ракель, — ты понимаешь, что я имею в виду. Я не смею сказать это даже самым тихим голосом. Клянусь, мама услышит даже во сне. И никогда не простит нас. Она мало что понимает в жизни.

— Понимает, — сказал Даниил. — Просто не одобряет в ней многое. Но если вы с отцом нашли девочку достаточно хорошей, чтобы везти сюда из Перпиньяна, значит, она того стоит. Теперь скажи, Ракель, когда мы поженимся?

— Не понимаю, Исаак, — сказала Юдифь. Ее платье и сорочка висели на торчащих из стены колышках, она стояла у таза и кувшина с водой в полутемной комнате. Ее стройное тело, обычно быстрое в движениях, начинало утрачивать пропорции из-за растущего живота и грудей. — Почему жена Иакова отпустила эту девочку, если она такая хорошая, как ты говоришь?

— Юдифь, мы, можно сказать, сманили ее, — ответил Исаак. Он лежал в постели, слушая, как его жена моется, а потом вытирается надушенным полотенцем. — Руфь взяла ее только потому, что ее служанка заболела. Перед свадьбой было много работы, ожидалось много гостей. Все говорили о том, какая она толковая, однако не думаю, что Руфь собиралась оставлять девочку у себя. И когда пришла мать Хасинты, мы составили контракт, который устраивал их обоих. Но хватит о служанках. Иди ко мне, дорогая моя.