Эльфийские войны - [48]

Со всей возможной для него стремительностью Ситас схватил лук и стрелы и высунулся из укрытия, не отрывая взгляда от пораженных ужасом овец. Словно сквозь туман, смотрел он, как животные разворачиваются, прыгают и обращаются в бегство. Они с трудом пробирались через глубокие сугробы, прочь от безумного призрака, который, казалось, вырос прямо из-под земли.

Он увидел, как баран прыгнул, подталкивая одну из овец, застывшую, словно изваяние, у воды. С пронзительным блеянием она развернулась и попыталась ускакать прочь.

Разворачиваясь, она на долю секунды подставила бок эльфу с луком. С трудом поднимаясь на ноги, Ситас натянул тетиву – жертва уже превратилась в неясное пятно – и непроизвольно выпустил стрелу, взывая ко всем богам, чтобы она достигла цели.

Но боги не услышали его молитв.

Стрела пролетела мимо крупа овцы, едва оцарапав кожу, и лишь подстегнула перепуганное животное, обратившееся в безумное бегство. Пока Ситас неумело возился со следующей стрелой, жертва уже оказалась вне пределов досягаемости. Он поднял оружие как раз вовремя, чтобы увидеть, как баран, стуча копытами, уносится прочь.

Стадо пробиралось через глубокий снег. Ситас выпустил еще одну стрелу и чуть не зарыдал в голос, увидев, как она пролетела над головой овцы. Механически он вложил в лук очередную стрелу, но, делая это, он уже знал, что стадо сбежало.

И тут на него навалилось сознание происшедшей катастрофы. Он пошатнулся, не в силах держаться на ногах, и рухнул бы на землю, если бы что-то не привлекло его внимания.

Молодая овца, однолеток, пыталась выкарабкаться из глубокого сугроба. Животное жалобно блеяло всего в тридцати футах от Ситаса. Он понял, что у него появился еще один шанс выжить – возможно, последний. Он твердо прицелился, направив стрелу во вздымающийся бок животного. Овца раскрыла рот, хватая воздух, и Ситас выстрелил.

Стрела достигла цели, ее зазубренный стальной наконечник пронзил бок овцы рядом с передней ногой и прошел сквозь сердце и легкие, нанеся смертельную рану.

Взвизгнув последний раз, безнадежно призывая исчезающее стадо, молодая овца рухнула на землю. Пенистая розовая кровь брызнула из ее рта и ноздрей, смешиваясь со снегом. Ситас подбежал к животному. Что-то подсказало ему, что нужно вытащить меч, и он, взмахнув острым, как бритва, клинком, перерезал овце горло. Раздалось бульканье, и животное испустило дух.

Ситас поднял взгляд на уступ. Овцы стремительно неслись вверх, а баран задержался на мгновение, глядя на эльфа, отнявшего у него одну из его овец. Ситас чувствовал благодарность к этому созданию, когда смотрел, как баран взбирается все выше по крутому склону.

Наконец, он опустился на землю и выпотрошил свою добычу. Он знал, что подъем обратно к Кит-Канану будет трудным, но внезапно внутри него все словно запело от радости, и тело наполнилось энергией.

Позади него, на вершине горы, баран бросил прощальный взгляд в долину и исчез.

Свежая кровь

Еще в долине Ситас отрезал от туши кусок мяса и принялся разрывать его зубами, не обращая внимания на струйку крови, стекавшую у него по подбородку. Жадно причмокивая, он проглотил, не прожевав, этот маленький кусочек, затем потащил тушу вверх по крутой тропе на их уступ. Он обнаружил Кит-Канана таким же неподвижным, как и утром, но теперь, по крайней мере, у них появилась пища – у них появилась надежда!

Огонь развести было невозможно, но это не помешало Ситасу, давясь, проглотить большой кусок мяса. Кровь, пока она была еще теплой, он влил в рот лежавшему без сознания брату, надеясь, что ее тепло и питательные свойства окажут хотя бы небольшое благотворное действие.

Насытившись наконец, Ситас устроился на отдых. В первый раз за эти дни он не чувствовал сводящего с ума отчаяния. Он выследил добычу и настиг ее – этого ему не приходилось делать раньше, всю работу за него выполняли загонщики, егеря и слуги. И лишь состояние брата заставляло его тревожиться.

В следующие два дня в положении Кита ничего не изменилось. Небо скрыли серые тучи, пошел мелкий снег. Ситас вливал кровь овцы в рот Кита, ходил вниз за водой по нескольку раз в день и молился Квенести Па.

Затем, на закате седьмого дня, проведенного на скале, Кит со стоном пошевелился. Ресницы его, задрожав, приоткрылись, и он в недоумении огляделся вокруг.

– Кит! Проснись! – Ситас склонился над братом, и Кит-Канан медленно сфокусировал взгляд на его лице. Сначала взгляд этот был бессмысленным и безжизненным, затем постепенно прояснился, в нем появилась осознанность.

– Что… Как ты?…

Ситас помог брату сесть.

– Все хорошо, Кит. Ты выздоровеешь! – Он заставил себя сказать это с уверенностью, которой не чувствовал.

Взгляд Кита упал на тушу, которую Ситас оставил у края обрыва.

– Что это?

– Горная овца! – гордо улыбнулся Ситас. – Я убил ее несколько дней назад. Вот, возьми мяса!

– Сырого? – Кит-Канан поднял брови, но тут же понял, что выбора нет.

Он взял кусочек мягкого филе и оторвал зубами немного мякоти. Мясо отнюдь не было деликатесом, но это была пища. Кит-Канан жевал, а Ситас смотрел на него, словно шеф-повар, наблюдающий за тем, как пробуют новое блюдо.