Элеонора - [8]

– Хелтубнели, ваше гостеприимство нам известно, но сегодня не следует говорить об этом.

– Тогда чего же вам надо?

– Аслан-Гирей повернет обратно только с одним условием.

– С каким?

– Если ваша дочь сама, по доброй воле, откажется быть его супругой.

– Моя дочь отказывается! – с облегчением воскликнул Хелтубнели – он рад был избежать пролития крови.

– Хорошо, но мы должны убедиться в этом сами! – ответил лезгин.

Хелтубнели вспыхнул.

– У меня мысль и речь – одно! – сказал он, с трудом сдерживая гнев.

– Еще одно слово!

– Говорите.

– Аслан-Гирей оставит твой дом с миром, но того, кто станет мужем Элеоноры, он будет преследовать без пощады.

– Это его дело! – сказал Хелтубнели и знаком пригласил послов следовать за ним. – Пожалуйте, взгляните собственными глазами и выслушайте собственными ушами.

Хозяин и послы направились в крепость, где, в присутствии всей знати, девушка должна была решить – быть или не быть войне.

11

Внутри крепости находилась площадь, на которой обычно собирались для принятия решений по важным общим делам. Так же и на этот раз все дворяне, пребывающие в крепости Хелтубнели, и послы от лезгин собрались на этой площади, где своенравная Элеонора должна была объявить им свою волю. Все взволнованно ждали ее.

Вдруг народ расступился, и появилась Элеонора. На ее побледневшем лице сияла улыбка, губы чуть заметно дрожали. Все замерли, затихли, как перед бурей. Хелтубнели выступил вперед и взял свою дочь за руку.

– Дочь моя! – сказал он ей. – Лезгин Аслан-Гирей явился просить твоей руки. Здесь находятся его послы н ждут твоего ответа… Скажи, любишь ли ты этого лезгина?

Все затаили дыхание.

– Да! – сама удивляясь звуку своего голоса, произнесла Элеонора.

Народ ахнул и зашумел.

– Элеонора! – воскликнул изумленный отец, – что ты сказала? Может быть, это слово случайно сорвалось с твоих губ?

– Нет! – ясно и твердо ответила девушка. – Я люблю Аслан-Гирея, люблю всей душой и не считаю нужным это скрывать… Но знайте, – как бы я его ни любила, я никогда не стану его женой, не сделаю его своим господином.

– Вы слышали, господа? – обернулся к послам обрадованный отец.

– Постой, отец! – остановила его Элеонора, – я не кончила говорить.

– Что ты хочешь еще сказать? – с испугом спросил отец

– Я не пойду замуж ни за Аслан-Гирея, ни за кого другого, если он не докажет мне своей храбростью, что люби; меня… Мне поклоняются многие, помимо Аслан-Гирея, многие ищут моей любви, и среди них, – тут девушка с победоносной улыбкой обвела собравшихся своим завораживающим взглядом, – многие нравятся мне, очень нравятся… Я не хочу оскорблять никого. Кто жаждет моей любви, пусть сразится в единоборстве с Аслан-Гиреем, и тот, кто победит, станет моим господином и повелителем…

– Что ты сказала? – кинулся к ней отец.

– Не мешай мне, отец!.. Нет в мире силы, которая могла бы поколебать мое решение. Вы согласны с моим условием, послы?

– Да, прекрасная!.. Ради тебя Аслан-Гирей сразится с целым миром.

Элеонора обратилась к юношам:

– Кто хочет стать моим супругом, кто дерзнет испытать свою судьбу? Пусть выступит вперед!..

Из толпы вышли двенадцать юношей, таких статных, что даже врагов ослепила бы их мужественная красота. Кречиашвили стоял в толпе. Он вздрогнул, глаза его засверкали, он шагнул было вслед за юношами, но споткнулся и остался на месте.

Послы поклонились и удалились сообщить Аслан-Гирею об ожидающей его судьбе.

12

Светало. Небесная синева просветлела, и первые солнечные лучи затрепетали на ней. Взмахнула крыльями ласточка, взвилась в воздух, ликующим щебетом приветствуя зарю. Ей откликнулись другие певчие птицы, славословя восходящее солнце. Природа встрепенулась, проснулась вся тварь живая. Все сияло счастьем. Все пело: «Мир прекрасен, ликуйте, живые!» Зазвенели струны жизни и тронули сердце Аслан-Гирея.

Вдруг в лезгинском лагере заиграли на ствири, – далеко разнеслась печальная весть. Аслан-Гирей вспомнил, что счастье еще далеко от него, и надо преодолеть еще долгий, трудный путь, пока коснется губами губ своей возлюбленной, пока наступит для него час блаженства.

Еще раз затрепетали в воздухе звуки ствири, и снова вздрогнул Аслан-Гирей. Привычные звуки, не однажды утешавшие его опечаленное сердце, рассеивавшие его тоску, на этот раз прозвучали для него похоронным звоном, – они словно разлучали его с прекрасным миром.

Им овладело непонятное, доселе неведомое ему чувство жалости к самому себе. Он опустился на колени и воздел руки к небу. Скупые слезы упали из его глаз, – только две капли, две слезы! Но, боже мой, какие это были слезы! Человек, никогда раньше ни о чем не просивший, человек с испепеленным сердцем, молил, поддавшись минутной слабости:

– О аллах! Дай мне единственный миг счастья, один лишь единственный! – шептал он.

Из крепости донесся звук воинственного рога. Аслан-Гирей вскочил на ноги.

Он выпрямился, потянулся и, охваченный жаждой борьбы, резким движением засучил рукава.

Поступь его была похожа на гордую поступь льва, но ненасытность тигра сверкала в его глазах.

– Пришел час, – посмотрим, кому достанется Элеонора! Он направился к своему войску.

Ворота крепости открылись, и оттуда стройно выступила дружина Хелтубнели. Впереди шли двенадцать богатырей, подобных соколам, вооруженные с головы до ног. У иных едва пробивался пушок над верхней губой, у иных в сверкающих глазах трепетала радость, – все они отважно ждали своей очереди в бою. Это были самоотверженные служители Элеоноры, те, которые поклялись или завоевать любовь девушки или погибнуть. Выступила дружина лезгина. Оба войска стали поодаль друг от друга. Между ними образовалось подобие арены, и вскоре с двух сторон вылетели на эту арену два сокола, двое юношей с львиной осанкой. Они обежали вокруг арены, измерили друг друга грозным взглядом. Понеслись навстречу друг другу, столкнулись и отпрянули, как бы отброшенные встречным огнем своих глаз, сошлись и, занеся кинжалы, замерли в тигровом прыжке.