Электрическая Лиза - [7]

Женя спала, до ушей накрывшись одеялом, шепот ее оказался ровным, чуть свистящим дыханием, я глупо постоял над ней и побрел в туалет.

— Вот так-то, брат, — попрекнул я в туалете тупоголового своего приятеля, по милости которого приключился такой конфуз.

Приятель скукожился и хмуро молчал. Тараканы, пригревшиеся на трубах, испуганно шевелили усами.

Мы справили маленькую нужду, потом я добрел до раскладушки и плюхнулся на нее с твердым — нет, вы не угадали — с твердым намерением предаться полноценному сну. Бери пример с Жени, сказал я себе, сладко зевая, — и тут же, эхом, на диване раздался вздох, Женя отбросила одеяло и прошлепала по моим следам в туалет.

Вернувшись, она преспокойнейшим образом улеглась на диване, и я от досады и унижения чуть было не уснул окончательно — но, видать, это было еще не то унижение. Опять ее дыхание перетекало в шепот, опять ее яростный страстный призыв влек каждую клеточку моего бессовестного организма туда, к дивану, но я не верил этому бреду, я засыпал. Молодая педагогиня, утомленная беготней по музеям и перронам, спит ангельским сном, положившись на порядочность одинокого молодого начштаба, и напрасно наш юный герой кувыркается, как блин на сковородке, — так говорил диктор, а я поддакивал, в душе не веря, — но время шло, и ровное дыхание Жени окончательно убаюкивало надежды. Засыпая, я продолжал чутко вслушиваться в ее дыхание. Похоже, она и впрямь решила, что я уснул: там, на диване, началось какое-то движение, легкие шелестящие звуки чередовались с причмокиванием, а дыхание то учащалось, то прерывалось, пока не перешло в громкие страстные придыхания. Женя разошлась не на шутку: диван стонал и пружинил, ее мотало со стороны в сторону с такой силой, что я с мальчишеским, можно сказать, испугом следил за демоническим разгулом ее страстей. Потом она села и стала раскачиваться, как маятник, просунув под себя обе руки; я боялся пошевелиться, дабы не спугнуть ее за этой прелестной девичьей игрой, однако во мне просыпалась совесть, нельзя было хладнокровно следить за ее страданиями. Любишь ты, парень, на все готовенькое, попрекнул я себя напоследок; пора, твой выход. Я рванулся вперед, проснулся и озадаченно уставился в темноту. Было тихо. Женя мирно посапывала; за окном по бульвару пронесся подгулявший автомобиль, и бешено колотилось мое вздорное сердце.

И опять я уснул, и почти тотчас Женя сползла с дивана, я тоже сполз, мы поползли по ковру навстречу друг другу, следя, чтобы каждый прополз равное расстояние до другого, и мы по-звериному поглядывали и порыкивали друг на друга. Этот бред смыла реальная возня на диване: Женя сняла лифчик, сунула его под подушку и перевернулась на другой бок. Впрочем, я уже ничему не верил, тем более, что на диване опять началась возня, только на этот раз работали в четыре руки; приглядевшись, я обнаружил на диване обеих сестричек, Женю и Лизу. Удивляться было бессмысленно — такая замысловатая выдалась ночка — оставалось только следить за происходящим во все глаза. Славная эта парочка могла бы заняться акробатикой или синхронным плаванием, столько головокружительных трюков привнесли сестрички в лесбийские игры; любуясь их слаженностью, трудно было однозначно ответить, спорт это или искусство. Мне снилось, что я лежу на раскладушке и притворяюсь спящим, в то время как девушки распаляют друг друга и с вожделением поглядывают в мою сторону… Нет, ты слишком жесток с этими нежными, теплыми, розовыми созданиями, ты слишком долго испытываешь их терпение; должно быть, они думали о том же — мысли у нас были общие, как вода в сообщающихся сосудах потому что замерли там, на диване, огорченные моей бесчеловечностью, и одеяло, покрывавшее девушек, картинно сползло на пол… Вдруг я отчетливо, с замиранием сердца понял, что шорох сползающего одеяла идет не из сна, а как бы со стороны, из реальной ночи — открыл глаза и увидел невероятное: одеяло действительно сползло на пол, а сама Женя, в одних трусиках, лежала передо мной во всей красе, как большой именинный торт… Это очень походило на очередной бред. Я понимал, что надо встать, иначе она обидится и замерзнет, но тело словно вросло в несчастную раскладушку — нет, тут что-то было не так — я не мог сдвинуться с места; наконец сделал отчаянное, решительное движение — и в очередной раз проснулся.

Часы показывали половину третьего. Я сел, прислонившись спиной к книжному шкафу, и крепко задумался. Женя спала. Для меня же, надо понимать, единственным шансом уснуть было нарваться на ее решительный, недвусмысленный, прямой и желательно грубый отказ. Ну, конечно, я так и знал, что все закончится этим. В нашем деле без унижения не обходится. Это днем она дура, а я начальник Генштаба, а сейчас она женщина, Гея, матерь-земля, она будет лежать, раскинувшись на диване, и ждать, пока ты не начнешь суетиться и припадать, да еще подумает, чего ей хочется, тебя или огурчиков с медом… Надо было решаться. Я сидел и решался.

— Не спиш-шь? — вдруг спросила Женя, растягивая мягкий шипящий звук.

— Не-а, — ответил я недоверчиво.

— А что так?

— Думаю.