Элегия о молодом лосе - [3]

Пришлось трижды засовывать пальцы в глотку, пока не удалось извлечь наносемя, которое ему дала Марья. Было больно, а во рту остался горький привкус. Однако лишь проглотив, Косонен мог защитить устройство от чумы. Мужчина вытер наносемя о снег – прозрачный шарик размером с лесной орех. Он напоминал Косонену об игрушках, продававшихся в торговых автоматах в супермаркетах, когда он был ребенком, – сферах из пластика с секретом внутри.

Мужчина аккуратно положил семя на рельсы, отер с губ остатки рвоты и прополоскал рот водой. Затем он посмотрел на семя. Марья знала: он ни за что не станет читать инструкцию, – поэтому не приложила ее.

– Преврати меня в поезд, – сказал Косонен.

Ничего не произошло. «Может, семя умеет читать мысли», – подумал он и представил локомотив – старенький паровоз, пускающий клубы дыма. Снова ничего – лишь темнеющее небо отражается в прозрачной поверхности семени. «Она всегда любила изощряться». Марья преподносила подарки, лишь тщательно обдумав их смысл в течение нескольких дней. Пока Косонен стоял без движения, весенне-зимний холод проник под плащ из волчьего меха. Тогда он принялся подпрыгивать и растирать руки.

Внезапно его осенила идея. Он нахмурился, пристально посмотрел на семя, а затем достал из кармана блокнот. Может, пришло время воспользоваться вторым даром Марьи? Или, лучше сказать, авансом за сделку – это уж как посмотреть. Не успел он нацарапать нескольких строк – и слова принялись скакать в его голове подобно животным, очнувшимся от спячки. Закрыв блокнот, он прочистил горло и продекламировал:

Рельсы сточились под массой колес, что сталью и милями вписывали имена всех пассажиров.

Но и нашу плоть обглодали годы, сделав нас тонкими, легкими, – рельсы выдержат нас, а поезд из стекла и слов доставит в город.

«Нескладно», – решил он, но какая разница. Эйфория от того, что слова вернулись к нему, пьянила похлеще водки. «Жаль, не сработало…»

Семя вдруг перестало быть четким и взорвалось раскаленно-белой сферой. Лицо Косонена опалило жаром. Мимо, извиваясь, протянулись сияющие щупальца и принялись высасывать углерод и металл из рельсов и деревьев. Они танцевали подобно электрическим дугам, порождаемым сварочным аппаратом, вычерчивая линии и плоскости в воздухе.

И вот перед ним стоит поезд.

Прозрачный, будто выдутый из стекла, тонкие, словно листы бумаги, стены, хрупкие колеса – паровоз из мультфильма с одним прицепным вагоном, а внутри – стулья, чьи спинки напоминают паутину. Все как он воображал.

Косонен забрался внутрь, ожидая, что непрочная структура пошатнется под его весом, но поезд был тверд, словно камень. На полу невинно лежало наносемя, будто оно ни при чем. Косонен аккуратно поднял его, отнес наружу и закопал в снег, оставив рядом лыжи и палки в качестве меток. Подхватив рюкзак, он вновь сел в поезд и откинулся на одном из стульев-паутинок. Паровоз сам тронулся и гладко заскользил по рельсам, которые, казалось, что-то шептали, только вот Косонен никак не мог разобрать слов.

Он смотрел на проплывающий мимо и плавно погружающийся во тьму лес. Руки и ноги гудели после целого дня похода. Воспоминания о том, как снег шуршит под лыжами, слились с плавным движением поезда – Косонен вскоре уснул.

Когда он проснулся, было темно. У горизонта янтарным светом мерцал сетевой экран, напоминая грозовое облако.

Поезд ускорился. Деревья за окном сливались в одну сплошную массу, а шуршание рельс превратилось в тихую мелодию стаккато. Поезд покрыл оставшееся расстояние за несколько минут – Косонен сглотнул. Сетевой экран теперь представлял собой подернутый дымкой купол, из которого исходил желтоватый свет. За ним виднелся нечеткий силуэт города. Казалось, здания движутся, будто куклы в гигантском театре теней.

И вот прямо на пути поезда выросла полыхающая стена – непреодолимое переплетение сумерек и света, пересекающее рельсы. Косонен сжал изящные подлокотники кресла, да так, что побелели костяшки. «Замедлись!» – крикнул он, но поезд его не слышал. На полном ходу локомотив врезался в сетевой экран – удар оказался жестким. Вспыхнул свет, и Косонена подняло в воздух.

Казалось, будто он тонет, только не в воде, а в бескрайнем море янтарного света. Вокруг были лишь свет и пустота. Легкое покалывание на коже. Спустя мгновение Косонен вдруг понял: он не дышит.

И тут раздался суровый голос.

«Здесь не место для людей, – вещал он. – Закрыто. Запрещено. Возвращайся назад».

– Я выполняю задание, – отвечал Косонен, и слова его не разносились эхом в световом пространстве. – Меня прислали твои создатели. Они приказывают тебе пропустить меня.

Мужчина закрыл глаза, и перед ним возник третий дар Марьи – не слова, число. Ему всегда так трудно было запоминать информацию, но Марья писала кислотными чернилами, выжигая правильную последовательность в его мозгу. Он принялся читать бесконечную цепочку цифр, одну за одной.

«Входи, – произнес сетевой экран. – Но помни: здесь выживет только тот, кто еще человек».

Косонен снова сидел в поезде, набирающем скорость. Все вокруг было четким и реальным, словно порез, оставленный листом бумаги. Призрачное свечение сетевого экрана не исчезло, но теперь вдоль железнодорожного полотна вместо леса тянулись темные здания, уставившиеся на него пустыми глазницами окон.