Элантрис - [90]

— Ты потерял контроль над толпой! Мятеж надо готовить с огромной осторожностью, иначе он может дорого обойтись не только врагам, но и вождям!

— Я увлекся, — виновато признал Дилаф. — Но вряд ли сожжение одного элантриица привело бы к восстанию!

— Мы не можем знать наверняка. К тому же следует помнить о Йадоне.

— Король не станет возражать. Это по его приказу сжигают сбежавших элантрийцев. Он никогда не встанет на защиту Элантриса.

— Но он выступит против нас! Тебе не следовало приводить элантрийское отродье на проповедь, артет.

— Люди должны поглядеть ненависти в лицо.

— Люди еще не готовы, — резко возразил Хратен. — Нам выгодно не давать им наглядного выражения их ярости. Стоит им начать беспорядки в Каи, и Иадон положит конец нашему учению.

Дилаф сощурил глаза.

— Вы говорите так, как будто пытаетесь оттянуть неизбежное, хроден. Вы взрастили их гнев; неужели вы отказываетесь принять ответственность за смерти, которые он принесет в будущем? Ненависть и отвращение не могут долго оставаться безликими — люди найдут им выход так или иначе.

— Выход найдется тогда, когда я скажу, — холодно бросил джьерн. — Я прекрасно осознаю лежащее на мне бремя, артет. Но мне не кажется, что ты его понимаешь. Ты только что утверждал, что сожжение этого элантрийца предрешено Джаддетом, а ты всего лишь исполняешь его волю. Так что дальше? Будут ли унесенные восстанием жизни на моей совести, или же станем считать их волей божьей? Почему ты называешь себя невинным слугой в руках судьбы, в то время как я должен принять полную ответственность за жителей Каи на себя?

Дилаф шумно выдохнул. Жрец знал, что проиграл, — он поклонился и скрылся под сводами часовни.

Даже после его ухода Хратен кипел от злости. Действия артета повлекли за собой глупый риск. Оставалось выяснить, нарочно ли он пытался подорвать авторитет джьерна или просто переусердствовал в рвении. Если верно последнее, то вина за едва предотвращенный мятеж лежала на Хратене; он позволил гордости за успехи Дилафа ослепить себя.

Джьерн покачал головой и испустил огорченный вздох. Сегодня ему удалось побороть артета, но напряжение между ними нарастало. Им ни в коем случае не стоило пускаться в споры на людях: нельзя допустить слухи о расколе в рядах Дерети.

«Придется с ним что-то делать», — обреченно решил Хратен. Дилаф становился все большей обузой.

Приняв решение, он собрался уходить. Но тут его взгляд упал на сожженные останки элантриица, и джьерна пробрала дрожь. Покорное смирение, с которым Дирен встретил казнь, разворошило старые воспоминания. Перед глазами встали с трудом забытые картины боли, жертв и смерти — наследие Дахора.

Верховный жрец решительно повернулся к пеплу спиной и вошел в часовню. Сегодня ему предстояло решить еще одну задачу.

Откликнувшийся на приказ Хратена сеон послушно висел над ящиком. В душе джьерн ругал себя за то, что собирался прибегнуть к помощи нечистого создания второй раз за неделю. Ему бы следовало изо всех сил избегать сеона, но он не мог придумать другого способа для достижения желаемого. В одном Дилаф был прав — время поджимало. С прибытия в Арелон прошло четырнадцать дней, а перед Каи он потратил неделю на путешествие. До назначенного срока оставалось семьдесят дней, и, несмотря на сегодняшнее количество прихожан, Хратену удалось обратить всего лишь крошечную толику Арелона.

Успокоением ему служил тот факт, что вся знать Арелона сосредоточивалась в Каи. Держаться вдали от двора Йадона равнялось политическому самоубийству: король раздавал и отбирал титулы по малейшей прихоти, и для сохранения своего положения требовалось мелькать у него на виду как можно чаще. Вирну было все равно, обратит Хратен народ или нет; стоит знати склониться перед дереитами, и страна последует за ними.

Так что у верховного жреца оставался выбор, но ему предстояло много работы. И важная доля ее ложилась на человека, с которым он собирался связаться. Он не был джьерном, что делало выбор связи через сеонов несколько необычным; с другой стороны, вирн ни разу не выражал четких запретов против подобного образа действий.

Сеон ответил быстро, и вскоре перед джьерном повисло крысиное, лопоухое лицо Фротона.

— Кто это? — спросил он на отрывистом диалекте фьерделла, свойственном Хровеллу.

— Это я, Фротон.

— Лорд Хратен? — удивленно переспросил он. — Давно мы не виделись.

— Знаю. Надеюсь, дела идут хорошо.

Собеседник довольно рассмеялся, но вскоре смех перешел в сипение. Фротона мучил постоянный кашель; Хратену казалось, что виной тому разнообразная курительная дрянь, которую тот очень любил.

— Конечно, господин. Когда они шли плохо? — Фротон всегда оставался доволен жизнью, чему также способствовали травки для курения. — Что я могу для вас сделать?

— Мне нужен один из твоих эликсиров.

— Конечно, конечно. Для чего именно?

Хратен улыбнулся. Гению Фротона не было равных, поэтому джьерн мирился с его нездоровыми пристрастиями. Фротон не только имел сеона, но и преданно следовал мистериям — выродившейся ветви религии Джескера, распространенной в отсталых районах. Хотя Хровелл считался народом Дерети, большая часть страны представляла из себя примитивную, малообитаемую сельскую местность, практически неуправляемую. Многие крестьяне истово посещали службы Дерети, а потом с не меньшим рвением отправлялись на полуночные мистерии. Фротона считали в его городке язычником, хотя при встречах с Хратеном он выдавал себя за верного последователя Шу-Дерет.