Элантида - [25]

В воздухе запахло гнилью. Это не было результатом его заклинаний, просто ветер сменил направление. Я вгляделась вдаль. На окраине леса сплошной стеной стояли восставшие. Стояли не шевелясь, вооружившись кто — палкой, кто — ржавым мечом, а кто — обглоданной дикими зверями костью. Я не могла разглядеть, какой «взгляд» застыл в их пустых глазницах, но вместе с запахом полуистлевшей плоти на нас повеяло смертельным голодом, нечеловеческой болью и… отчаянием. В них не было ненависти, не было злости, только — боль, тоска и мольба. Об отпущении.

В немой тишине, когда ни лесные, ни городские птицы не решались подать голос, завороженные обрядом упокоения, когда только одинокий голос некроманта, набирая силу, зазвучал над кладбищем, над лесом, будто вознося слова заклинания к самому небу, уже готовому сжалиться над несчастными и прекратить их вековые мучения, когда обряд отпущения походил к концу…

Эльстан спустил тетиву, послышался глухой крик, и вслед за ним тишина взорвалась гвалтом резких, возмущенных, истеричных голосов. Руперт даже не дрогнул, он продолжал обряд, несмотря на то, что со стороны деревни лавиной надвигалась обезумевшая толпа, вооруженная вилами, граблями, ножами, а некоторые даже луками. За ними шел господин Мильтон, чей визгливый голос выделялся из общей массы отчетливо слышными лозунгами и проклятиями в адрес некроманта. Но чем ближе они подходили, тем неувереннее становилась поступь народа, и только Мильтон продолжал надрываться, прячась за спинами горожан. Люди начали поговаривать, что «от некроманта даже стрелы отскакивают», в чем, зная меткость Перворожденного, я даже не сомневалась. Однако столь несвоевременное нашествие не могло остаться незамеченным. Восставшие зашевелились. Волна отчаяния сменилась волной ненависти и голода. Черного, страшного, убийственного.

— Уходите. Быстро! — скомандовала я.

Горожане дернулись в панике, но… остались стоять.

— Я приказывала всем запереться в своих домах и НИКУДА не выходить, — процедила я сквозь зубы.

— Пока еще я — градоначальник, — с апломбом ответил Мильтон.

— Это не надолго, — не знаю, что у меня промелькнуло во взгляде, но народ отшатнулся.

— Если я его убью, жертв будет меньше, — прошептал эльф.

Я кивнула. Эльф отличался своей молниеносностью. Но даже он не успел. В толпе кто-то, наконец, разглядел то, ради чего был затеян весь ритуал, и дико взвыл. Восставшие сорвались со своих мест. Народ — тоже.

— Стойте! — заорал Мильтон. — Через несколько часов здесь будет Инквизиция! Вашего некроманта сожгут! У него нет разрешения!

— Через несколько минут здесь будут горы трупов. Инквизиции вряд ли понравится тот прием, который ей окажет деревня, полная восставших. Только сжигать будут вас, господин Мильтон. Или упокаивать.

— Вы угрожаете?

— Нет, — пожала я плечами. — Предсказываю.

Вокруг творилось нечто невообразимое. Народ в панике бежал к деревне, из лесу сплошным потоком валила нечисть, посередине рубились Витольд и Эльстан, не давая двум лавинам соединиться. Место, куда меня поставили, и впрямь оказалось безопасным, видимо это было нечто наподобие вчерашнего щита, который укрывал нас посреди леса. Руперт сдерживал их из последних сил, срывая голос, не позволяя им перейти невидимую черту, но видно было, что надолго его не хватит, а неупокоенные все прибывали.

— Господи, да сколько же их? — не выдержала я.

— Много… — прохрипел некромант, падая без сил. — Всё. Они меня не слушают. Хотя… может, Инквизиция что-нибудь сделает?

— Так, господин некромант, ну-ка прекращаем процесс самобичевания, это вам не идет. Идея с Инквизицией, конечно, экстравагантна, но несколько слабовата. Другие есть?

Он покачал головой.

— Это конец.

— Нет, это не конец, это — пи… в общем, вы меня поняли. И он нам придет, если вы не возьмете себя в руки.

Руперт закусил губу, прищурил глаза, глубоко вздохнул, потом медленно повернулся ко мне.

— Есть кое-что еще.

Все вокруг нас разделилось на две части — первая олицетворяла собой смерть во всех ее проявлениях, вторая — ее ожидание, и только полоса, начертанная некромантом посреди деревенского кладбища, отделяла мертвых от пока еще живых. Однако на деле эта грань была намного прозрачнее, чем «линия жизни» на схеме Руперта — искромсанные, искореженные тела восставших, еще недавно мечтающие об избавлении от мучений, сейчас бились за каждый миг оставшейся жизни, с остервенением и одержимостью, тогда как жители деревни, заперев все окна и двери, забившись в глубокие подвалы, считали минуты, отведенные им богами, тихо и обреченно готовясь к неминуемой смерти. И посреди всего этого мелькали мечи Эльстана, взлетал клинок Ведьмака, звучал голос некроманта, расписывающего уже новую схему для иного обряда. На какое-то мгновение все стихло, будто само время остановилось, дав нам передышку на то, чтобы внести коррективы в планы, рухнувшие по вине взбунтовавшихся горожан.

Ведьмак вытер меч о землю, оглядывая купол, повисший вокруг нас, и, как мне показалось, слишком большой — один его край начинался здесь, на кладбище, другой же исчезал далеко в лесу. Я вопросительно посмотрела на Витольда. Он горько усмехнулся.